Книга Последнее слово единорогов, страница 60 – Виолетта Орлова

Ракис согласно кивнул, а затем, сглотнув слюну, бросил быстрый взгляд на пенистые гребни желтых волн.

– Стоит нам всем уходить с места нашей стоянки? Вдруг Нахим вернется сюда и не найдет нас? – сказал тогда Нороган, которого не настолько опечалило отсутствие товарища как остальных.

– Что ж, вы как всегда правы, мой дорогой друг, – с доброй печальной улыбкой ответил Корнелий. – Но что в таком случае вы предлагаете?

– Я один спущусь к воде. Если никого там не застану , немедленно вернусь.

Нороган был храбр; вдобавок ему хотелось вблизи посмотреть на этот чудодейственный источник, о котором ходило столько слухов. Он не видел в этом ни малейшей опасности.

– Что ж. Думаю нам и правда следует разделиться. Мы подождем Нахима возле палатки, а вы спуститесь к морю и поищете его там. Если к завтрашнему утру вы не вернетесь, то мы немедленно отправимся на ваши поиски.

Последовав этому разумному на первый взгляд совету, группа разделилась. Нороган, ведомый любопытством и странным влечением, спустился с отлогого холма и решительно направился вдоль подошвы горы. Он надеялся отыскать проход, какую-то лазейку, ведь со стороны моря все горы казались неприступными. Он долго шел, порядком устал. Удивительно, куда в самом деле запропастился Нахим Шот? Вечером мужчина, как и все остальные, завернулся в спальный мешок. Нороган не слышал, как тот выходил из палатки ночью, между тем, он не мог это достоверно утверждать, ибо сам в какой-то момент заснул. Неужели напали дикие звери? Но тогда были бы слышны крики и звуки борьбы поблизости. А может Нахим просто решил бросить товарищей, но какой в этом был смысл? В одиночку в пути куда сложнее выжить. Загадка со всех сторон представлялась интригующей и необъяснимой; Нороган много об этом размышлял, покуда его сапоги безжалостно топтали низкорослые вересковые кусты.

В какой-то момент ему повезло, ибо он обнаружил горную речушку, вымывшую между гор глубокий каньон. Она бурлила и пенилась, настойчиво продираясь сквозь горные валуны. Нороган решил пойти по ее берегу в сторону таинственных желтых вод.

К самому вечеру он приблизился, наконец, к столь манившему его месту. Погода разбушевалась ни на шутку, словно взволнованная его неожиданным приходом. Бело-желтые буруны вздымались неприступной стеной, закручивались и с грохотом обрушивались друг на друга, как сражающиеся между собой исполины. Унылый пляж тянулся в разные стороны, сильный ветер пригибал к земле деревья, принуждая их оставаться в униженном поклоне. Какой там жемчуг, песок представлялся скорее серыми засохшими комками.

От неожиданного осознания собственного одиночества сердце Норогана вдруг охватилось острой печалью. Вот он стоит один на влажном песке, напротив – бушующая стихия, но ничто не сравнится с тем, что теперь происходит в его груди. Главная битва ведется в сердце человека, единственно в нем. Почему он не признался Доланду? Почему не рассказал Павлии? Действительно ли он так любит ее, как полагал в начале? Или любовь его эгоистична и направлена лишь на него самого? Зачем вообще он живет? Наслаждается каждой минутой, пребывает в моменте? Или медленно угасает от осознания собственной никчемности? Наконец, самое главное, кто виноват?

Гордый естествознатель скорее бы удавился, нежели признал себя ответственным за свои злоключения. Значит, виновному быть!