Книга Хозяйка молодильных яблок, страница 63 – Иви Тару

Елеся бежала по улицам Семидола, держа руками концы платка, что накинула на голову, чтобы не слетел. Очень она боялась, что в темноте не найдёт дорогу, заплутает, но боги милостивые её вывели к постоялому двору, где всё ещё оставался Будивой, ожидая, чем кончится дело на княжьем отборе невест.

Она заколотила в дверь, закричала. Не сразу, но ей отворили. Холоп её признал и пустил во двор. Отца и будить не пришлось, он сидел на лавке под окнами с кувшином пива в руках, и усы его уныло свисали по бокам мокрого рта.

– Батюшка… – Елеся задыхалась от бега. – Чубарка! Там… надо спасти… Милава!

Её бессвязные слова на Будивоя никак не повлияли, но при имени дочери он встрепенулся.

– Что? Елесенька, ты? Как здесь оказалась? Что стряслось?

Выслушав Елесю, сумевшую всё же объяснить, в чём причина её прихода и волнения, Будивой поднялся. Постоял, приходя в себя. На шум уже выскочила Румяна, простоволосая, с испуганным лицом.

– Что тут, пожар али вороги напали?

Будивой успокоил её, расспросил, где находится скотобойня, и пошёл в конюшню. Вскоре они выехали из Семидола. Лошадь, подстёгиваемая кнутом, резво тащила повозку по дороге. Елеся сидела рядом с отцом и пересказывала ему события последних дней в княжеском тереме, те, конечно, что знала.

Скотобойня находилась ниже по течению, и когда вдали показались стены длинного строения, крытого дранкой, уже рассвело. Возле забора из толстых брёвен уже копошились люди, слышалось мычание, блеяние, ржание обречённых на убой животных.

Елеся схватила отца за руку, тот понял, приподнялся и стегнул лошадь по крупу. Та прибавила ходу.

– Тпру-у-у! – Будивой остановил лошадь у забора.

Елеся тут же спрыгнула на землю, вбежала в открытые ворота и горько вскрикнула. Большая шкура с рыжими пятнами сохла, распяленная на распорках. Будивой, вбежавший следом за ней, застыл позади. Елеся повернулась и уткнулась лицом ему в грудь. Он погладил её по голове, вздохнул.

– Ладно, не плачь… Что ж теперь. – Но Елеся зарыдала ещё горше. – Подожди-ка, дочка! То ж коровья шкура-то.

Елеся повернулась.

– Ой! А где же Чубарка? Чубарка! – закричала она изо всех сил. – Чубарка!

– Чубарушка! – гаркнул Будивой басом. – Отзовись!

И громкое ржание донеслось до них откуда-то из глубин живодёрни. Далее послышались испуганные крики людей, стук, грохот, шум падения чего-то тяжёлого. Из дверей сарая выбежало несколько холопов, оглядываясь на бегу и падая от спешки. А следом на белый свет выскочила чубарая лошадь и пошла носиться по двору, задрав хвост и сметая грудью тех, кто по неосторожности оказался у неё на пути или как-то остановить.

– Чубарка… Ты… Глазам не верю, – пробормотал Будивой.

Он поднял руку, и кобыла, покосившись на него, проделала ещё круг по двору и встала рядом со старым хозяином, фыркая и нервно переступая копытами. Немолодой, тёртый жизнью муж, испытавший всякое, обнял её за шею и уткнулся в шёлковую гриву, пряча мокрое от слёз лицо.

Стрижак тряс бестолкового парня за ворот драной рубахи, тот мотал руками, как ярмарочный скоморох.

– Ну, что передать велено? Давай вспоминай!

Парень морщился, кусал обветренные губы.

– Ну, тогось… Этот, здоровый, ушёл по реке. Вот, – выдал он наконец.

– Горыня? Звали так его?

Парень пожал плечами, потом неуверенно кивнул.