Книга Принцесса крови, страница 188 – Сара Хоули

Что такое прощение? Действие? Чувство? Мечта о том, что будущее станет другим, если научиться отпускать прошлое? Я не была уверена, что кто-то из нас это умеет.

— Всё перепуталось, — прошептал он, когда я не ответила. — Она, ты и всё прочее. Столетия боли. Я сражался, пытался всё исправить, но не… не всегда понимаю, где проходит черта. И не стал ли я ровно тем, кого она бы ненавидела.

Я осторожно отпустила его сердце — и почувствовала горькую жалость. Я вспомнила Гектора, разбивающего ряд стеклянных бутылей из-за утраченной любви. Каллена, убеждающего себя — и меня, — что не заслуживает ничего яркого и прекрасного. Мы все изъедены яростью и сожалением, и эти чувства гниют внутри, когда их нельзя выставлять на свет.

Каждый демон однажды вырывается на свободу. Даже демон Друстана.

— Уже то, что ты задаёшь себе этот вопрос, — верный шаг, — сказала я.

Его ладонь всё еще заслоняла глаза. Я видела, как вздрагивает кадык.

— Тебе лучше уйти.

Этот разговор обрублен. Всё, между нами, обрублено — и, пожалуй, таким и останется. Сегодня мы пересекли черту, обратной дороги нет.

Среди всех чувств, которые я ожидала испытать, когда моё решение прояснится, я не предполагала, что горе окажется самым главным.

— Кенна, — тихо произнёс Друстан. — Пожалуйста. Оставь мне моё достоинство.

На его щеках блестела влага. На этот раз настоящие слёзы, не огненные. По Милдрите? По мне — отданной в объятия его врага? Или по амбициям, которые, он наверняка понимал, только что сам обрёк?

Скорее всего, всё сразу — и неразделимо.

Я выскользнула из кабинета, оставив его наедине с его сожалениями.

Глава 35

Мы с Ларой отпустили горничных и стали готовиться к маскараду вместе. Сначала я уложила ей волосы, потом она — мне, и всё это время мы говорили о невозможных выборах.

— Что чувствуешь теперь, когда всё решено? — спросила она, втыкая шпильку с рубиновым наконечником в узел кос на затылке. Верхнюю половину волос она скрепила, остальное оставила свободно спадать.

— Ещё не решено, — ответила я, глядя в зеркало. На нас всё ещё были домашние халаты, лицо у меня без макияжа — я собиралась накраситься под бальный наряд. Под глазами залегли усталые тени, и я ощущала себя как будто в двух телах сразу — принцесса и крестьянка. — Всё решится после полуночи.

Я разослала письма Друстану, Гектору и Гвенейре, созвав союз на встречу после маскарада. Через пять часов я скажу им, что нашим королём станет Гектор, и мы все проверим, чего стоит наше слово.

— Но решение принято, — сказала Лара. — Должно быть, полегчало.

— Полегчало. И всё равно страшно — я не знаю, как отреагируют Друстан и Гвенейра. — Сегодня я увидела другую сторону Друстана. Он показал настоящее — некрасивое, ирония в том, что его правда, единственное, чего я от него хотела, стала тем, что окончательно оттолкнуло меня.

Я утешалась мыслью о детях Гектора-подменышах и его признанием: я могу с ним не всегда соглашаться, и он не всегда будет мудр, но причины у него правильные, а остальное мы разберём вместе. На таком можно строить будущее.

«По праву моему» — нельзя.

— Ты боишься реакции Гвенейры? — тихо спросила я, встречаясь с Ларой взглядом в зеркале.

Её губы плотно сжались.

— Если она этого не примет, значит, она не та, кем я её считала.

Это было самым близким к разговору о её чувствах к Гвенейре. О Каллене мы поговорили — Лара, конечно, усомнилась в моей вменяемости (что не новость), но сказала, что ей важно лишь одно: как он ко мне относится. А вот признаться в собственных надеждах она так и не решилась, хоть я и оставляла ей лазейки. Возможно, не хотела признавать возможность вслух, пока не будет уверена, что её не отнимут.