Книга Дело смерти, страница 41 – Карина Халле

Внезапно он подходит ближе, останавливаясь в паре футов. Слишком близко. Я отступаю, но моя спина упирается в скользкую каменную стену скалы.

— Ты не понимаешь, Сидни? — говорит он, его глаза дикие, голос хриплый. — Они лгут тебе. Они лгут всем нам. И мы идем у них на поводу, потому что так сильно хотим кем-то стать. Вот как они нас ловят. На нашей нужде. На нашем желании. Быть замеченными и услышанными. Но им все равно. Они нас такими не считают. Они видят нас как нечто, чем можно воспользоваться и выбросить, пока от нас ничего не останется.

— Ты меня сейчас реально пугаешь, — говорю я, выставляя руки перед собой. — Пожалуйста, уходи и оставь меня в покое, или я закричу. Клянусь, закричу.

Он выдыхает, явно пытаясь взять себя в руки, но его лицо искажается, в глазах появляются слезы.

— Месяц назад я ходил к гадалке. Она сказала, что я никогда не покину это место.

Все, с меня хватит.

Я быстро иду прочь от Клэйтона, оглядываясь через плечо, стараясь не наткнуться на деревья. Он стоит и смотрит на меня, пока наконец не разворачивается и не уходит тем же путем, каким пришел.

Тем временем я оказываюсь в небольшом пространстве, окруженном кустами и скальными выступами, покрытыми мхом и крошечными папоротниками адиантум. Деревья расступаются, образуя широкое пространство. Я останавливаюсь, не желая идти дальше, и делаю долгий вдох.

Я все еще дрожу после этой встречи, тем более что он говорил какую-то бессмыслицу. Он что, под наркотиками? Наверняка. Глаза красные, ведет себя хаотично и дергано — совсем не похож на того высокомерного придурка, каким был в первый день. Возможно, это место его добило. Изоляция дает о себе знать.

Кинкейд говорил, что один студент всегда уезжает домой. Может, Амани будет не единственной в этом году.

Я решаю подождать несколько минут, прежде чем возвращаться, чтобы точно не наткнуться снова на Клэйтона.

И тут что-то привлекает мое внимание.

Впереди на каменистой земле лежит то, что я сначала принимаю за упавшую ветку, лежащую на мху.

Но…

Это не так.

Это нога.

Нога животного.

«О боже», — думаю я, сжимая пальцами грудь.

Похоже на… лапу.

Собачью?

Вопреки здравому смыслу, крадусь вперед. Не хочу видеть, что это, но в то же время — а вдруг оно живое и раненое, и я могу помочь?

Я отодвигаю куст и ахаю.

Это чертов волк.

Не просто волк — мертвый волк, половина тела которого сгнила. Сухожилия натягиваются на костях, как розовая резина, клочья шерсти торчат. Под парой обнаженных ребер виднеется сердце — ярко-белое и… пушистое.

Меня охватывает тошнота. Я зажимаю рот рукой, пытаясь сдержать рвоту. Чем дольше смотрю на безжизненное, разлагающееся тело волка, тем больше меня охватывает ужас. Тонкие белые нити обвивают обнаженную кожу и мышцы, сначала похожие на сухожилия, но потом я понимаю, что это не они.

Это похоже на… мицелий. Будто грибы проросли изнутри волка — что не так уж странно на этой стадии разложения, и все же…

Пушистое белое сердце дергается внутри грудной клетки.

Нет.

Я замираю. Кровь стучит в ушах, словно молот.

Смотрю на сердце, гадая, не шевелятся ли под ним какие-то невидимые личинки, заставляя его двигаться. Оно кажется слишком большим для тела, и, продолжая смотреть, я понимаю, что белый пушок — это гифы, каждая крошечная белая ниточка движется вместе, словно морская трава в течении.