Книга Дело смерти, страница 9 – Карина Халле

Эверли ведёт меня налево, мимо исполинского тотема, стоящего на страже у причала. Мы проходим мимо столовой, где обедают студенты и приезжие исследователи, мимо западного домика, который служит общежитием и столовой для персонала, и мимо множества отдельных хижин, в которых живут основные исследователи. Эверли показывает на свой домик с видом на залив, номер шесть. Можно было ожидать, что женщина, стоящая во главе миллиардного фонда, выберет что-то помпезнее. Но именно эта непритязательность заставляет меня проникнуться к ней симпатией.

— Заходи в любое время. — Её голос звучит тепло, когда мы отдаляемся от её жилища. — Серьёзно. Днём, в полночь, на рассвете, если захочешь поговорить или просто помолчать рядом, моя дверь всегда открыта. Ты не одна здесь.

Фраза звучит как дружеское «я не начальница, а подруга», но что-то в её голосе заставляет задуматься: а почему мне вдруг понадобится ночная исповедь?

Она останавливается и указывает на тропинку, где деревья редеют, и я вижу поляну, на котором стоят лодки и пустые трейлеры.

— Если пойдём дальше, тебя ждёт «промокашка».

— Промокашка?

Она смеётся.

— Точно, забыла, что это канадский термин. Означает, что твои ботинки промокнут. Последние дни лило как из ведра, так что поля сейчас — сплошные лужи. Но тебе и не нужно будет туда ходить, разве что в лабораторию разведения. Или на поле под солнечной электростанцией — поиграть в бочче с пивом в ясный день. Погода ещё наладится. Всё остальное — технические постройки, которые поддерживают жизнь здесь.

Возвращаясь к главному зданию, она с гордостью рассказывает о самодостаточности комплекса: солнечные батареи, система очистки воды, огромные теплицы, сад, курятник и даже амбар с козами и свиньями.

— Если услышишь ночью душераздирающие вопли, не пугайся, это козы. — Её глаза лукаво блестят, заметив мою настороженность. — Они громкие и упрямые, а не потому, что мы их режем.

Что ж, хорошо, что сообщила.

— Что в плавучей лаборатории? — спрашиваю я, останавливаясь у причала. Прилив отступил, и трап почти вертикален, а воздух насыщен солёным запахом океана.

— Там насосы, резервуары и столы для кратковременного содержания морских образцов, — объясняет она. — Некоторые исследователи изучают только морское биоразнообразие и прибрежные экосистемы. Планктонов, морских звёзд, водоросли. Влияние климата на бактерии и вирусы в воде.

Хруст ветки за спиной заставляет меня обернуться.

Из-под деревьев выходит высокий мужчина и, не глядя на нас, направляется к причалу. По его сосредоточенному взгляду не скажешь, заметил ли он нас вообще.

А жаль. Потому что он, пожалуй, самый загадочный мужчина, которого я видела. Широкоплечий, в чёрном пальто, с короткими тёмно-рыжими волосами — цвета кедровой коры на закате. Его лицо словно высечено из мрамора знаменитым скульптором: острые скулы, сильная челюсть, лёгкая щетина. Даже рассеянный взгляд его холодных серых глаз кажется пронзительным, когда он осматривает туманный залив и спускается по крутому трапу.

— Это профессор Кинкейд, — тихо, но отрывисто говорит Эверли. — Он будет вести занятия в учебном центре вместе с профессором Тилденом.

Я наблюдаю, как Кинкейд шагает по причалу — легко и целеустремлённо — и поднимается на борт яхты, которую видела раньше.