Книга Жестокие клятвы, страница 28 – Джей Ти Джессинжер

Я решительно говорю: — Это слабоумие.

— Нет, девочка, твоя мать проницательна, как щепка.

— Вот почему она продолжала называть тебя глупым петухом.

— Признай это. Я ей нравлюсь.

— Еще она любит сыр с личинками. — Он морщится.

— Что, черт возьми, такое сыр с личинками?

— Посмотри в зеркало и узнаешь.

Он бросает на меня кислый взгляд, затем снова садится на свое место и многозначительно смотрит на холодильник.

— Мистер Куинн, я не буду подавать вам десерт. Пожалуйста, уходите.

— С чего бы мне хотеть уходить, когда нам так весело?

— С тобой так же весело, как с гангреной.

— Ой. — Он притворяется серьезным, но я вижу, что он пытается не рассмеяться.

Я беру свою тарелку с недоеденной пастой, подхожу к раковине и выливаю ее в сливное отверстие. Я включаю воду и вывоз мусора на полную мощность, надеясь, что шум его оглушит. Он наклоняется над столом, берет мой пустой бокал и снова наполняет его вином. Перекрикивая шум мусоропровода, он кричит: — Я попробую панна котту и тирамису. И я люблю манговое мороженое, если оно у тебя есть. — Он ухмыляется. — Если нет, уверен, ты могла бы приготовить на скорую руку порцию, раз уж ты такая потрясающе хорошая повариха.

Я выключаю воду и утилизатор, хватаюсь за край раковины, закрываю глаза и делаю глубокий вдох, молясь о силе и о том, чтобы потолок не выдержал и рухнул ему на голову. Когда я открываю глаза, Куинн смотрит на меня с таким обжигающим жаром, что мое сердце подпрыгивает.

— Ты боишься оставаться со мной наедине, девочка?

— Не говори глупостей.

— Ты уверена? Ты выглядишь немного взволнованной.

— Вот так я всегда выгляжу перед тем, как меня вырвет.

Он сжимает губы между зубами. Его глаза сверкают, а грудь начинает дрожать. Он снова смеется надо мной. Какой, блядь, большой сюрприз.

— Мистер Куинн…

— Паук.

Я пристально смотрю на него, мои щеки горят, а сердце бешено колотится.

— Я никогда не буду называть тебя этим дурацким прозвищем. Теперь, пожалуйста. Уходи.

Он наклоняет голову и изучает выражение моего лица. Его глаза все еще горят, но в них тоже есть что-то мягкое. Что-то ... неожиданное. Он указывает на мой пустой стул и приказывает: — Садись.

Моя спина напрягается, я отвечаю сквозь стиснутые зубы.

— Я не реагирую на команды. Я не собака.

— Бог свидетель, что это не так, — горячо говорит он. — А теперь сунь свою прекрасную задницу в это кресло, женщина. Не заставляй меня повторять тебе это в третий раз.

Это прозвучало отчетливо как угроза.

Я огрызаюсь: — Или что?

Он рычит: — Или я перекину тебя через колено и научу кое-каким чертовым манерам.

Этот ублюдок только что пригрозил меня отшлепать!

Мое сердце пускается в бешеный галоп. Руки начинают дрожать. Мое дыхание прерывистое, а в ушах стоит пронзительный звон. Я не могу вспомнить, когда в последний раз была в такой ярости. О, подождите. Да, я могу. Последний раз, когда он был в моем доме.

Я с тоской смотрю на деревянный набор заточенных кухонных ножей на стойке.

— Рейна, — тихо произносит Куинн.

Я смотрю на него. Большой, мужественный и красивый, занимающий все пространство в комнате. Его взгляд подобен лесному пожару, а на полных, четко очерченных губах играет слабый намек на улыбку. Внезапно мне не терпится поскорее убраться отсюда. Но я уже достаточно знаю об ирландце, чтобы понимать, что это произойдет, только если сначала дам ему то, что он хочет.