Книга Беспощадный рай, страница 59 – Джей Ти Джессинжер

По логике моего отца, сделано это было ради моей безопасности. На деле же, когда мамы не стало, он просто не знал, что со мной делать.

С его единственным ребенком. Во время пубертатного периода.

Поэтому я поехала в частную школу для богатеньких деток в Вермонте.

И ничего лучше со мной не случалось. Я познакомился с Фин и Макс — у меня впервые в жизни появились друзья.

У мамы не было подруг. Ей было не позволено.

Она родилась в Калифорнии, но познакомилась с моим отцом во время каникул на Манхэттене. Зная его всего неделю, она отдала всю свою жизнь и перебралась в Нью-Йорк. Настолько была влюблена.

Или насколько была одинока.

Если она и не знала, кем он был до переезда, то, конечно, быстро узнала.

Он был королем. Состоятельным. Гордым. Харизматичным. Его боялись и уважали. Все знали о его приверженности своей чести, но особенно о его жажде насилия.

Что очень напоминает о Лиаме Блэке.

— Киллиане, — вслух поправляю себя.

Киллиан. Ни прозвище, ни второе имя, ни альтер эго. Какой смысл требовать, чтобы именно я называла его так? Это меня раздражает.

Но еще больше меня раздражает то, что я не рассказала об этом Фин и Макс. Я всегда умела хранить секреты, но не от них. Хотя эта фигня с его именем… Я все еще пытаюсь разгадать этот секрет. Это что-то важное. Ключ. Правда, я не знаю к чему.

В последний раз я разговаривала с отцом семь лет назад. Меня арестовали за кражу в магазине. Тогда я первый и последний раз видела полицейский участок изнутри. Нужен был залог всего пятьсот долларов, но у меня не было своих денег. У меня не было работы. Папа оплачивал все. Это случилось на следующий день после окончания школы, и мне предстояло вернуться в Нью-Йорк в течение недели.

Но тогда разговор по телефону с отцом изменил все.

В мафии, вор — это низшая форма мусора, хуже только «стукач». Мафиози с радостью извлекут выгоду от украденных товаров, но сами никогда не опустятся до кражи. Им не позволяет их «честь». Для подобного рода вещей есть соратники, люди, которые по тем или иным причинам не могут вступить в группировку. Не итальянцы, люди с плохой репутацией и так далее. Поэтому, когда мне пришлось позвонить отцу и попросить внести за меня залог, он узнал, что я опозорила семью кражей, и пришел в ярость. Кричал на меня. Обзывал меня.

Он сказал, что я глупая, дочь своей матери до мозга костей.

И что-то внутри меня оборвалось.

Мне надоело. Я решила покончить со всем этим. Особенно с отцом.

Я повесила трубку на середине его тирады.

А затем сообщила офицеру, что останусь в тюрьме до предъявления обвинения. Он странно посмотрел на меня и сказал, что поговорит с судьей, потому я показалась ему славной девочкой. И это был мой первый прокол. У него была дочь примерно моего возраста, и не было никакого смысла держать меня в тюрьме за кражу десятидолларовой помады из универмага вместе с проститутками и торговцами наркотиками.

Судья решил проявить снисходительность. Меня выпустили через двенадцати часов одинокого сидения в камере, где я вдоволь поразмышляла. Тогда я впервые в жизни была действительно одна.

И мне понравилось. На двери и окне стояли решетки, но я никогда не чувствовала себя такой свободной.

Я знала, что отец придет за мной, хоть и был в ярости. Я принадлежала этой семье. Я была движимым имуществом. Я была ценна как невеста для любимого союзника или плата за долг: было немыслимо просто отпустить меня.