Книга Сильвер, страница 4 – Оливия Левез

– Как красиво, – говорит он.

Достает что-то из футляра, ставит на землю. Я опускаюсь на четвереньки за деревом и наблюдаю. Он возится с трубой, прижимает к ней глаз и наклоняет. Похоже, это прибор для наблюдений. С помощью него изучает небо.

Снежинки мечутся и кружатся. Ломается ветка, парень поворачивается. И тут я вспоминаю, кто я и что мне нужно сделать. Я быстро маскируюсь, использую свою кожу для того, чтобы слиться с окружением, молясь, чтобы та не мерцала. Человек морщит лицо, вглядывается в деревья, среди которых стою я.

– Кто здесь?

Мы пристально вглядываемся друг в друга.

– Дипа? Это ты?

Он не должен меня разглядеть. Но тут я осознаю, что слишком поздно: снег уже осел на моих плечах, придавая мне форму.

Человек делает шаг назад:

– Что ты такое?

Ой-ой. Неужели меня так быстро раскрыли? Этот парень не может меня обнаружить, я должна сосредоточить все внимание на поддержании маскировки. Однако теперь моя кожа мерцает и сверкает, я становлюсь серебристым мерцанием. Такое всегда происходит, когда я испытываю сильные эмоции. Запрещенная слабость. Кожа всегда меня выдавала. Мы встречаемся взглядами, его глаза широко раскрыты, темные и озадаченные. Мне нужно двигаться. Он меня увидел. Я посылаю в него искры, и он вскрикивает – дикий звук.

Он торопливо собирает свои приспособления и убегает. Только белый порошок летит во все стороны. Я стряхиваю снег с плеч и гонюсь за ним. Я не должна его упустить. Не могу позволить ему сбежать после того, как он увидел мою истинную форму. Он устал, но продолжает мчаться вперед. Я следую по его следам – быстро и бесшумно.

Он быстр, но я быстрее. Я стремительно бегу по заснеженным холмикам, легкая и текучая. У меня больше не получается поддерживать маскировку. Скорость заставляет меня мерцать. Он запинается, оглядывается, глаза широко раскрыты, всматриваются. Я представляю голос Основателей: «Вот этот! Вселись в мальчишку!»

Я мчусь по зигзагообразной дорожке его следов, сломанных веток и рассыпавшихся иголок. Я следую за звуком его криков, возни, за паром от его дыхания. Мы достигаем проволочной стены, в которой запутались обрывки овечьей шерсти. На ней висит знак: «Карьер! Не приближайтесь!»

Я направляю в парня искры, он вскрикивает, переваливается через проволоку, роняет рюкзак. В этот раз он не останавливается, чтобы подобрать его. Я перепрыгиваю через сломанный забор, овцы молчаливо смотрят. В вечернем свете их глаза сияют зеленым; они выбрались из своего загона и теперь двигаются на край холма. Я прислушиваюсь к звукам, пытаясь понять, куда исчез парень, но не слышу ничего, кроме снежной тишины.

Я поднимаю его упавший рюкзак. Подхожу к краю обрыва. Вижу следы и борозды там, где он, должно быть, скатился вниз. Я не слышала, чтобы он кричал. Закидываю его рюкзак себе на плечо.

Этот человек сломан. В отличие от харибдианцев они не восстанавливаются.

Я спускаюсь за ним вниз.

Парень лежит на выступе. Он весь укутан, снег смягчил его приземление. Я скатываюсь вниз, опускаюсь перед ним на четвереньки. Его веки закрыты и обрамлены маленькими припорошенными снегом волосинками. Я наклоняюсь ближе, прислушиваюсь, стараюсь никак его не касаться.