Онлайн книга «Бухта Магнолия. Магия, чистая и злая»
|
Тамби протянул Изуми руку, но вместо того, чтобы взять ее, девочка вцепилась в бедро Наэля и замерла, всхлипывая. Тот сперва попытался уговорить девочку, но потом со всей твердостью оторвал ее руки от своей ноги и отнес Изуми на парикмахерское кресло. Но едва девочка прикоснулась к стулу, принялась визжать. Крик был истошный, полный страха и отчаяния, как у животного перед забоем. Наэль ошеломленно отпрянул, а Изуми вскочила с кресла и забилась в угол, села там на пол и обняла руками колени. – Она должна добровольно согласиться на стрижку, иначе я ничего не смогу сделать, – объяснил Тамби. – Может, она решится, если увидит, как стригут кого-то другого. Кого-то, кому она доверяет и кто, может быть, также боится стричься, как наша маленькая подружка. Он улыбнулся Кари, и вдруг все глаза устремились на нее. И глаза Тамби, и Наэля, и даже Изуми, взгляд которой впервые прояснился с тех пор, как они ступили в город Крепостная Стена. – Я вообще не боюсь стричься, – объявила Кари, на что Тамби улыбнулся еще шире. Он жестом пригласил ее к креслу: – Тогда почему бы не подать ей хороший пример? Проклятье. Кари медлила. Все-таки ей было немного не по себе при мысли о своих волосах, отданных на растерзание незнакомому магу. Но она не хотела показывать свой страх и демонстративно уверенно села в кресло. Тамби покрыл ее плечи тонким платком и подточил ножницы старомодным оселком. – Будь готова к тому, что испытаешь сильные эмоции; может быть, даже увидишь какие-то образы и картины, – объяснил он. – Наше самое честное Я – то, что мы есть на самом деле и чего действительно хотим, – часто скрывается за многими слоями темноты. Иногда так глубоко, что мы и сами его не осознаем. И с каждым срезом я убираю эти слои. Ты провалишься в темноту ненадолго. Нет причин ее бояться. Чем глубже что-то спрятано, тем дольше сохраняется. И это должно было успокоить Кари? Изуми смотрела во все глаза, и Кари выдавила из себя улыбку. Может, действительно ее пример подвигнет девочку согласиться остричь волосы – и с ними вместе срезать безумие, внушенное туманом. – Готова? – спросил Тамби, и Кари кивнула, хотя была совсем не уверена. Он поднял прядку волос, срезал ее – и внезапно время остановилось. Наэль и Изуми замерли, так же как и сам Тамби, локон повис в воздухе, а Кари – Кари не могла дышать. Ее пронзила молния, чувство, будто невидимая рука сжала горло. Кари смотрела на Наэля, но видела в ответ не его глаза, а глаза своего отца. Его глаза, похожие на дождевые лужицы, смотрели на нее с мольбой, пока он умолял: «Кари, прошу тебя, вернись домой». Стыд, вина за то, что она отвернулась от него, знание, что этот момент был последним, – все разом завертелось в сознании Кари. В продолжение секунды, которая растянулась на целую вечность, она снова очутилась перед виллой Дайширо; она видела, как разбивается на осколки сердце ее отца, и слышала собственные слова: «Уходи. И никогда не возвращайся». Но вдруг время снова возобновило ход. Прядь волос упала, и, когда это произошло, все темные воспоминания расплылись, как капелька акварели в стакане воды, и на их месте проступили другие; как настоящие – например, момент, когда Кари стояла в родительском доме, а Наэль держал ее в объятиях, – так и ложные: она видела себя сидящей в домике родителей, пила с ними чай, слышала смех отца и пение матери. Она чувствовала защищенность, какая бывает только в детстве, и потом услышала голос отца: «Это не твоя вина, Кари. Ты не виновата». Слова, которых он никогда не произносил, но которые ей непременно нужно было услышать. |