Книга Фрейлина, страница 26 – Тамара Шатохина

Уходя вечером, она прощалась — уезжала рано утром. И засыпала инструкциями теперь уже Ирму:

— Корсет не затягивай слишком туго… ну да это у тебя правильно. И косу на бал плети не так крепко. Волос у нас пышный, когда-то моей косе завидовал весь двор.

Под парадную форму придворные дамы делали затейливые прически, а незамужние фрейлины плели косу. Ее разрешалось как-то уложить, но тогда трудно было пристроить кокошник.

— А ты хороша в нем, — радовалась мама, — это та часть туалета, которая или украсит даму или безбожно ее изуродует. Жемчуга на сохранении, их поднесут ко времени — я озаботилась этим. Ирма! Дай еще взгляну на перчатки. И чулки… Чулки! Подвязки! Ирма, проследи! Это может быть страшный конфуз, даже у государыни как-то случилось. Она вальсировала с Трубецким и потеряла подвязку… бежала из зала и переживала потом очень долго.

И даже плакалась об этом в своем дневнике. Сильно ее этим приложило. Конечно, может степень «позора» и разнилась… но Светка как-то рассказывала — одна женщина у них в офисе нечаянно «пустила ветры». При мужчинах. Пробовала, пыталась, даже посещала психолога, но так и не пережила свой позор, не справилась — пришлось ей уволиться с замечательной должности. Женщины… Мужики так не заморачиваются.

Мама ушла поздно вечером, расцеловав меня и сунув в руку Ирме какую-то денежку. Перекрестив меня, прошептала:

— Помни — ты одна у меня. Не подведи… и не огорчай меня так больше, Тая.

Я обещала, прощаясь и растерянно соображая — одна? А кто же тогда Миша, если не мой брат? И сразу пришло — если бы он был Шонуров, с титулом хлопотали бы для него, а не для моих сыновей, которых еще и в проекте нет. Уточнять о Мише, понятно, не стала — воспитанник, родственник по матери?..

Тихо доходило еще одно — величество передала свои сомнения Елизавете Якобовне и обе продолжали подозревать меня в нехорошем. Отсюда и мамины нервы, но, даже сомневаясь во мне, веру в свою дочь она транслировала на отлично. Сильная женщина, хорошая женщина… мама. Постараюсь не разочаровать.

Мне предстояло пережить большой бал в одиночку и так, чтобы достойно. Не пукнув и не потеряв подвязку от чулка. Правильно дышать, гордо смотреть, вежливо отвечать и ничего не есть. Пить можно, но лучше обойтись — потом с этим трудно…

Не только маме, но и мне следующим утром выспаться не пришлось — разбудила горничная.

— Таисия Алексеевна, к вам фрейлина Адлерберг. Просить или вначале одеться?

— Просить, — решила я, — она и не такой меня знала.

— Как скажете, — поджала Ирма губы. И я решила, что следующий раз обязательно оденусь.

Вошла Анна — уже в повседневном фрейлинском наряде, голубом, с шифром. Красиво. Все, кроме голоса — высокого и будто взвинченного. Или надменного. Анька опять чудила.

— Ольга Николаевна наслышана, что тебе уже лучше и желает видеть тебя после дневного отдыха.

— Будет сделано. Проводишь ты?

Становилось очень сильно не по себе, я не была готова. И никогда не буду. Но зато увижу недавно отстроенный Коттедж — уговаривала я себя — пройдусь к нему по дорожкам любимой Александрии!

— Ну так что, отчего ты молчишь?

— Последнее время ты стала еще несноснее, Таис. Я уже не знаю, как с тобой говорить, — слезливым шепотом пожаловалась Анна.

— А что случилось, чем я тебе не нравлюсь? — удивилась я, сползая с кровати. Накинув халат, который здесь называли капотом, ополоснула лицо в оставленной на подоконнике миске с водой. Зубы принято было чистить после еды.