Книга Фрейлина, страница 54 – Тамара Шатохина

Вздрогнула, почувствовав, как Львов набросил мне что-то на плечи.

— Держите, покройтесь этим.

— Спасибо, — быстро пряталась я в роскошный павловопосадский платок, — а… вы не знаете, кто тот молодой мужчина в штатском платье? Он женат? — вырвалось против воли. Сдуру! Неконтролируемо.

— Таи-исия Алексеевна… — прозвучало с укоризной.

— А вы, Алексей Федорович — женаты? — быстро исправилась я.

— Нет, определенно — я рад нашему знакомству, — смеялся опять Львов, раскланиваясь потом с дамами и здороваясь за руку с мужчинами. Демонстративно назвал по имени того, о ком я спрашивала — Владимиром Алексеевичем, шепнув мне потом с видом заговорщика:

— Помолвлен. Гофмаршал Ольги Николаевны граф Бобринский давно уже помолвлен.

— И ладно, счастья ему тогда, — не сходила с моих губ улыбка. Здорово же? Мы помирились.

Службу мы с ним отстояли почти у входа — небольшая Капелла была семейной церковью, не рассчитанной на такой наплыв.

На клиросе пел свой, петергофский хор, давно уже получивший статус придворного. И пели они, конечно, удивительно… Юные мальчики в большинстве, хотя были здесь и бородатые басы — набирали певчих из мастеровых дворцового управления и их детей. Хор мужской, что и кстати — соображала я. «Мой» романс в подходящем мужском голосе будет самое то.

К причастию пошли почти все, Львов в том числе. Жаль, я не готовилась.

После службы церковь быстро опустела, остались только мы и клир. Местные служащие спокойно убрали столик для святой воды, посуду и натекший на золоченые подсвечники пахучий свечной воск.

— Прошу, — широко взмахнул рукой Львов, приглашая.

— Новое дарование никак? — приветливо поинтересовался священник. Благообразный, с окладистой седой бородой, как и положено, и выцветшими уже от старости глазами.

— А вот сейчас и выясним это, Николай Васильевич, — почему-то обратился к нему Львов по имени-отчеству.

— Благословите, отец Николай.

Перекрестив меня, батюшка кивнул: — С Богом!

— Я не напрашивалась, если что, — бормотала я, направляясь к клиросу, — а по настоятельной просьбе здесь присутствующих.

— Можно распевку, чтобы приноровиться к здешнему звучанию, Таисия Алексеевна. Вы не возражаете, отец протоиерей?

— Как смею? Голос Богом даден. Приступайте.

Что в Капелле изумительная акустика, я знала всегда, а сегодня еще и убедилась в этом. Но в пустом помещении она чувствовалась совсем хрустальной, хрупкой и особенно чувствительной. Здесь даже шепот звучал.

— О-о, а-а-а… — осторожно протянула я, пробуя свой голос «на вкус». Откашлялась и сделала громче: А-а-а-а!..

— А теперь ваше виденье правильного церковного пения, будьте добры, — напомнил Львов. Злопамятный дядька.

Я взглянула на улыбчивого священника и улыбнулась в ответ. На сердце было легко. Сейчас я особенно ясно осознавала, какое это великое счастье — уметь петь. Не в практичном плане, а как возможность в разы ярче передать то, что чувствуешь. Великое наслаждение не только слушать, но и самой исполнять.

Там у меня была недорогая машина, но на аудиосистему денег я не пожалела. И был тот самый диск — с записью выступления хора Оптиной пустыни. У них много хоровых концертов, но здесь в основном пел молодой парень, хор давал только фон — так… мычал потихоньку на разные лады. Что мужской голос был красивым — понятно, но главное, это потрясающая аранжировка — не заунывные молитвы, а буквально славянские напевы. Весенний Лель — вот кого я слышала в той же «Богородице…» А еще он улыбался. Пел и улыбался — это чувствовалось.