Книга Фрейлина, страница 55 – Тамара Шатохина

Я сотню раз, наверное, прослушала в дороге этот концерт — во-первых красиво, во-вторых — оберег, в-третьих — не надоедает, а еще не дает уснуть, в отличие от любой другой музыкалки. Мелодично и негромко, а на сон не тянет, что важно для трассы.

Вдохнула, выдохнула… а-а-а — помоги, Господи!

— Богородице-дево, ра-адуйся-я… — легким мотыльком запорхал под куполом храма ясный, как солнышко, славянский напев. И будто даже поднимал, тянул за собой наверх за душу — туда, где только и радость, где свет извечный. Я улыбалась! Понимала сейчас того парня — просто нельзя иначе.

Таечка… дай Бог тебе там — в другом мире или времени! Будь счастлива, будь любима — сдавило таки под конец горло.

— Ну, ну… — бормотал священник, — это что еще такое?

— Из-звините, — доставала я платочек.

— А… а вот, Алексей Федорович! — протянул священник, всем телом разворачиваясь ко Львову.

— Да. Да… пожалуй тенор, молодой мужской тенор, как вы считаете?

— А это уж вы сами, дражайший, — улыбался батюшка, — а мы послушаем. Свежим подуло, не находите? Голубушка, как вам в голову-то пришло? Этого же никто не примет.

— И не надо, — согласилась я, поправляя платок: — А как же романс? Здесь разрешается петь мирское?

— Вот это место… и тут тоже, — ткнул в листок Львов, поднеся его к моему носу.

Священник два раза тихонько хлопнул в ладоши и плавно вскинул руку, как дирижер. Взмахнул ею, отпуская на свободу мой голос…

— Спокойной ночи, господа, спокойной ночи,

Ваш день прошел, а ночь колдует и пророчит

Ночные сказки, отголоски дней минувших.

Спокойной ночи, добрых снов для всех уснувших…

Прикрыв глаза, я запрокинула лицо, как и в тот раз — только теперь к звенящему мне навстречу церковному куполу.

— И будут ангелы летать над вашим домом! Луна рассыплет жемчуга…

Закончив, сошла с клироса при общем молчании. Нет, я знала, что сам романс им понравился — иначе и быть не могло. Но восторг, который нес меня перед этим, как на крыльях, уходил. Я успокаивалась. И смирялась, наверное.

Уже понимала, что акустика храма — подобие микрофона и в другом месте так звучать мой голос не будет. И потом… здесь я сама себе певец, а смогу ли попасть в музыку? Пение хорошего качества, это наработанное умение, бесконечные репетиции. И только потом это искусство. И здесь, при дворе, его уровень должен соответствовать уже заявленному: идеальности золоченого завитка дворцовых перил, лепного декора, живописи, роскошному узору паркетного дерева… Все это представительствует, для заграницы здесь лицо государства и оно должно быть идеально во всем.

Так что… мне даже отбиваться не пришлось. Но научиться петь по-настоящему сейчас уже хотелось, ноты узнать.

Батюшка отпустил меня, еще раз благословив. Львов кивнул, подтверждая свободу и быстро делая исправления в нотах, которые писала Аннет. Хотелось верить, что уловил… и отсебятины с его стороны будет не очень много. Я тихонечко посоветовала скрипичный проигрыш в самом начале — у них здесь голос вступал вместе с музыкой. А еще поинтересовалась тенором — он исполнит, успеет?

— Может так оно и будет, — пробормотал мужчина, — а вам Воротников нужен, Павел Максимович — не я. Неплохой голос у вас есть, ноты я сделаю, но пение не выправлю, дыхание не поставлю — не совсем мое это, да и… раз уж вы — замуж.