Книга После развода с драконом. Начну сначала в 45, страница 26 – Екатерина Гераскина

Я не могу. Не могу увидеть её мир. Не могу чувствовать, как чувствует она. Проклятье.

Открыл глаза — и снова кусты. Ряды кустов. Цветы. Кусты. Она сажала их. А я приносил. Сотни раз. Сотни раз думал, что дарю ей радость. Что это и есть забота.

Теперь хожу здесь, как идиот. Среди своих же подарков.

Да пошло оно все к бездне!

Я выпрямился, сжал кулаки, чувствуя, как внутри закипает. Сначала жар в груди, потом в горле, потом — в ладонях. Кровь пульсирует. Кожа стягивается. Когти рвутся сквозь пальцы, царапая воздух.

Я взревел. По-настоящему. Как зверь. Как дракон. Как ублюдок, у которого отняли всё и даже объяснить не удосужились.

— Нахрен эти кусты! Нахрен эта оранжерея! — рявкнул я, подхватывая первый попавшийся горшок и швыряя его в стену. Глухой грохот, звон, земля рассыпается клочьями. — Хотела поиграть в тайны⁈ Получай!

Я прошёлся сквозь ряды, снося всё к бездне. Пинал, ломал, когтями рвал стебли и листву. Кровь забилась в висках. Лицо перекосило. Меня трясло.

— Жила, твою мать, рядом, молчала, улыбалась этой своей холодной, правильной улыбкой!

Я схватил тонкое деревце, вырвал с корнями. Мои когти вспороли ствол, древесина треснула с жалким всхлипом. За ней — ещё один. И ещё. Всё ломал. Всё.

— Я для неё жопу рвал, таскал эти гребаные растения со всех концов материка! А она⁈ Ей, мать твою, «не нравилось сажать»! Ненавидела она, видите ли, землю! Так скажи, лицемерка ты хренова, скажи хоть раз по-человечески!

Ещё один плетистый куст лёг под моими ногами. Раздавил. Хрустнула ветка. Кровь залила когти, но я даже не посмотрел.

Я остановился. Дышал тяжело. Горло саднило. Сердце бухало в груди, как кувалда.

Под ногами — руины. Цветы, грязь, обломки. Мои подарки. Её ложь. Мое предстательство. Наши годы.

Я пнул очередной горшок, усмехнулся криво и горько.

— Ну что, красиво, а, Лилия? — повернулся и сразу же нашел ее взглядом, стоящую за стеклянными дверьми оранжерее и смотрящую на меня.

Когти втянулись. Я скалился в ее сторону. Чувствовал себя безумцем.

И почему-то впервые за долгие годы чувствовал себя по-настоящему живым.

Вскоре Аларик освободил меня от своего визита. До сих пор не могла поверить, что от оранжереи ничего не осталось. Столько трудов. И в один раз он всё уничтожил.

Я прислушалась к себе. Хотела понять, было ли мне жаль.

Но на удивление внутри разлилась такая легкость и звенящая пустота. Словно оковы спали. Это — очередная маска, спавшая с меня. Сколько ещё таких осталось?

Уйти из дома я не смогла. Не могла бросить особняк в таком бардаке. Надо заказать магов, чтобы все там прибрали.

А пока я сделала себе омлет на скорую руку и устроилась за столом. Время было — поздний обед.

Думала, что этот дом всё же сложно покидать. Я вросла в него. Мы строили его вместе. Помню, как я хотела небольшой — как Адарик смеялся и дорисовывал старательно метры во всех комнатах. Мне нравилась моя спальня на шесть квадратов. Кровать и две тумбочки. Я и шкаф там карандашом обозначила. Арик же тщательно пририсовывал стройный прямоугольник и говорил, что шкаф мне не нужен, у меня будет целая гардеробная.

Так дом разросся до небывалых для сироты размеров.

Помню, как чувствовала себя словно в музее и постоянно повторяла, что в таком большом доме я его не найду. Но он всегда говорил, что я могу найти его в кабинете.