Книга После развода с драконом. Начну сначала в 45, страница 81 – Екатерина Гераскина

Директриса куда-то отошла. Я осталась одна. За соседним столиком преподавательница в такой же серой форме что-то тихо обсуждала с девочкой. А я смотрела на всё вокруг и никак не могла отделаться от странного чувства.

Здесь жили дети, у которых не было родителей. У кого-то умерли. У кого-то пили. Кого-то просто сдали в приют. Судьбы одна страшнее другой.

А что, если бы я росла здесь? Ходила в этой серой форме. Спала в общей спальне на десять девочек. С общей ванной. С этим простым, нехитрым, но сытным ужином. Я сжалась. Ком подступил к горлу.

Я дотронулась до чашки с травяным чаем, но не смогла её поднять. Даже взгляда от чашки оторвать не могла — боялась, что, если посмотрю по сторонам, то просто не выдержу и сбегу отсюда.

Бабушка всегда говорила: моя мать не такая, кровью не вышла, ничего не понимает в жизни, слабая женщина, которая удачно вышла замуж и все.

Но сейчас я чувствовала себя слабачкой, недалекой и глупой. А слова бабушки теперь показались мне не справедливыми!

Моя мать выжила здесь, смогла поступить в Академию. У неё не было учителей, кроме тех, что были в приюте. Но она старалась, рвалась вперёд.

А бабушка всё равно твердит, что мама «не такая».

Да она самая безупречная из всех леди!

И так ли важна кровь, а не сам человек?

Я бы в приюте не смогла. Ни дня бы не протянула. А если представить, что у меня нет ни мамы, ни папы, ни бабушки, ни дедушки, ни денег, ни положения, что я одна в этом огромном мире… у меня в глазах защипало.

Ком подступил к горлу, я сжала чашку так сильно, что едва не отломала ручку. И вдруг почувствовала на плече чью-то руку.

Я подняла глаза. Рядом стояла мисс Гарсия. Тёплая, морщинистая ладонь будто обожгла меня своей заботой.

Я посмотрела на неё, и мне показалось, что она всё понимает. Всё, что творится у меня внутри.

Мне стало стыдно. Стыдно за то, как я вела себя с матерью. За то, как говорила ей: «зачем ты меня учишь убирать, мыть полы?»

А ведь она сама когда-то мыла эти полы. И никому не жаловалась.

Я такая дура! Прав Мирей! Я резко поднялась.

— Можно я пойду? — выдохнула и даже не дождалась ответа.

Я перепрыгнула через скамейку, забыв, что на мне дорогое платье, и леди не должны так двигаться. И побежала.

Я задыхалась. Мне казалось, что стены давят, воздух в горле становится вязким. Всё, что я услышала, всё, что почувствовала здесь, — обрушилось на меня каменной плитой.

Один коридор. Второй. Потом лестница. Я сбежала по ступеням и выскочила на крыльцо. Жадно вдохнула свежий воздух, будто только он мог спасти меня от того, чтобы не разрыдаться вслух.

Сорвала с головы эту идиотскую шапочку с вуалью, потом дорогущую брошь. Сжала её в кулаке. Побежала по садовой аллее, не разбирая пути. Распахнула кованую дверь — и, свернув направо, врезалась во что-то твёрдое, как стена.

— Ауч! — я отшатнулась назад, чуть не упала, но меня успели подхватить.

— Осторожнее, леди! — раздался знакомый голос. — Алекса?!

Я вскинула голову. Моё лицо горело, щеки полыхали красным. А передо мной стоял Раймонд.

— Благодарю… Раймонд, что не дал мне упасть, — пробормотала я, чувствуя, что дрожу.

— Алексa? — он всмотрелся в меня внимательнее. — Что с тобой?

От его слов у меня внутри всё сжалось. Он помнил моё имя. Но я не могла ничего сказать. Слёзы катились по щекам сами собой.