Книга Старая жена, или Развод с драконом, страница 155 – София Руд

Но чем это, черт возьми, сейчас поможет.

— Прости, если полезла не в свое дело, — все же говорит Магдалена и, как назло,смотрит на меня почти так же, как мать или лучшая подруга, желающая от всей души счастья.

И что-то теплое накрывает надорвавшуюся душу, успокаивает, прогоняет тревоги. Но я знаю, что они вернутся. Чуть позже мне придется переосмыслить все, что я здесь услышала. Все, что не хотела бы услышать, ведь жить в своей правде мне было бы лучше и спокойнее. Там я бы гордилась собой за то, что не наступила вновь на те же грабли, говорила бы себе, что стала мудрее и умнее, но теперь… Восхваляла бы свою силу сказать сердцу "нет" во имя здравого смысла, а что мне делать теперь, когда один разговор с королевой, когда ее правда, никак не уживающаяся с моей, перевернула все вверх дном?

— Давай вернемся к главному вопросу, — решает Магдалена, а я все еще не могу прийти в себя после ее откровений. Но надо… Надо, черт возьми! — Вы собираетесь стать первой женщиной-лекарем.

— Вы знаете, как это устроить? — спрашиваю я, отчаянно пытаясь сосредоточиться, но в голове полная неразбериха, а чай — точно не тот напиток, который мне сейчас нужен, чтобы переварить все, что я услышала.

— Любой здравомыслящий бы поддержал бы вас сегодня, но шестеренки в верхушке этого мира стары так же, как и устои, потому приходится действовать тонко, — вздыхает королева. — Его Величество оценил предложения, которые вы описали в прошении, и честно сказать, сразу готов был дать вам шанс. Но еще до того, как он занял трон, вся власть была у министров, потому двигаться приходится не так быстро, как бы хотелось. В любом случае мы постараемся тебе помочь. А сейчас возвращайся в зал, и никому, даже генералу не говори пока о том, что здесь происходило, — велит королева и с улыбкой смотрит мне в глаза.

Тут же кланяюсь ей, испытывая странное чувство принадлежности, будто уже не одна в этом странном мире, а кем-то, кто разделяет твои взгляды, но стоит выйти за дверь, как душу снова поедает тревога.

Иду по темному коридору в окружении слуг, опустивших головы, к распахнутым дверям, откуда доносится галдеж тех, кто наверняка только и ждет, что я проиграю. Что не справлюсь. Тех, кто желал бы видеть мою голову на пике, и ноги будто свинцом наливаются.

То ли из-за слов королевы, то ли из-за сильного напряжения, в этот самый момент испытываю небывалую усталость и так и хочу крикнуть: “я устала быть сильной!”. И поплакать как маленькая девочка, а лучше отходить всех врагов палкой — так точно полегчает.

Но ни первое, ни второе мне не светит, потому заставляю себя гордо поднять голову и ступать все ближе и ближе к врагам.

— Оливия, — раздается голос, едва я пересекаю порог тронного зала, и по телу тут же пробегают мурашки.

Этот голос я узнаю из тысячи. И его обладатель последний, кого я сейчас хотела бы видеть. Не потому, что он плох, а потому что мне теперь сложно считать его таковым.

Застываю, глядя на врагов, что один за другим кидают в меня взгляды, от которых хочется укрыться, и Кайрон будто, почувствовав это, встает напротив, отсекая всю эту чушь собой. Смотрю на золотые пуговки его груди, но взгляд не поднимаю. Потому что не хочу видеть то, что я сейчас могу увидеть в его глазах.

— Оливия, — вновь зовет меня он, а я злюсь.