Книга Старая жена, или Развод с драконом, страница 5 – София Руд

Секунда-вторая, свет исчезает. Смаргиваю появившиеся слезы в глазах, и с удивлением наблюдаю, что нет уже того мрачного коридора. Мы стоим посреди просторного холла с черными мраморными полами и белыми стенами, а все свободное место занимают сундуки и коробки, перетянутые красными лентами, точно подарки.

— Вам сюда, — говорит «маска», указывая на двери, а сам отступает на два шага назад.

Не нравится мне все это. Ох, как не нравится, и все же приходится шагнуть в огромный зал, размером с три моих квартиры.

Взгляд тут же привлекает дюжина слуг, выстроившихся в линию. Один за другим они переводят на меня взгляды, но звук тяжелых, глухих шагов отвлекает, и все внимание к себе приковывает он. Высокий мужчина с суровым, будто высеченным из камня, лицом.

На вид ему больше тридцати не дашь, а вот длинные волосы странного цвета — не седые, но и не черные. Мощную грудь и узкую талию подчеркивает темно-серый камзол, увешанным золотыми эполетами на широких плечах.

Значит, это и есть генерал? Красив, и будь я помоложе и наивнее, сказала бы: «упакуйте, беру!», но сейчас уже как-то не хочется. Да и от него пышет какой-то странной пугающей аурой.

«Тишины бы, да любимое дело», — только и звенит в голове. И дочь, еще раз дочь увидеть хочу. Узнать, что у нее все хорошо.

— Оливия, — генерал называет вовсе не мое имя, но дрожь от его голоса проходит по телу.

Странное чувство, давно позабытое, похожее на первобытный страх, вспыхивает в глубинах души, заставляя разум считать, что я оказалась в логове опасного зверя.

И суровый взгляд ледяных голубых глаз генерала, пронзающий насквозь, лишь усугубляет мои опасения.

— Отнесите вещи новой госпожи и отведите ее в комнату, — приказывает генерал.

И слуги тут же начинают суетиться. Одни бегут к выходу, другие направляются к окну. Там и замечаю красивую блондинку лет двадцати трех.

Она выглядит вполне довольной, хлопает своими большими невинными глазами и опускает голову, лишь когда безропотно проходит мимо генерала. Но, поравнявшись со мной, позволяет себе обронить злорадную ухмылку. Хорошо знакомый мне сигнал…

Но взгляды слуг, пропитанные жалостью, куда хуже. Они ввинчиваются в душу, вызывая болезненные воспоминания из моей настоящей жизни.

Точно так же на меня смотрела мать, когда я пришла с малюткой на руках и одной лишь сумкой к ней и сказала, что Аркадий мне изменил. Я поймала его в собственной квартире, в собственной постели.

Думала, что умру от боли, что не прощу предательства, а мать все шептала: «Ну куда ты одна с ребенком? Думаешь, твой отец был идеальным? Но с ним у нас хотя бы было что кушать. Потерпи. Видишь же, что происходит. Союз разваливается, есть и так уже нечего. Что ты сделаешь одна с ребенком? Где будешь жить, в нашей коммуналке? И себя, и дочь погубить хочешь?»

Я не хотела ее слушать, думала, что справлюсь, что смогу. Что злость станет моим топливом, но кризис ударил слишком сильно, а Аркадий стоял на коленях под дождем три дня, вымаливая прощения.

В груди давило от боли, на руках плакала Ангелина, которую уже через несколько лет дворовые ребята звали бы «безотцовщина, мать тебя нагуляла», несмотря на правду.

И тогда я вернулась. Заставила себя потерпеть, а потом и поверила, что Аркадий осознал ошибку… Не осознал. Они вообще не осознают.