Книга Кровь в наших жилах, страница 181 – Татьяна Лаас

— Фу-у-у! — шумно выдохнул леший. — То русского духа годами нет, то русским духом… Кровушкой от тебя то есть за версту несет, амператрица.

— Это, дедушка, не моя кровь.

— А то я не понимаю — мертвечиной пахнет, прости за прямоту. Не успела, да?

Она лишь кивнула. Не успела.

Кто-то большой и сильный сел рядом, притягивая Лизу к своему холодному плечу.

— Я ж тож… Не всегда успеваю, а потом говорят, что я злой и специально жру детей да стариков. Это жизнь: не всегда успеваш. Не всегда на коне. Так бывает, амператрица. Можа, чем помочь?

Ей в руку ткнулись холодные мужские пальцы:

— Скушай вот, первая ягодка. Вкусная.

— Спасибо, дедушка.

— Да какой я тебе дедушка! — хохотнул леший. И впрямь, голос у него сейчас был молодой. — Кушай и не кори себя за то, что жива. Живи за них. За тех, кто не смог. Живи так, чтобы не терять ни единой минуточки за зря, свиристелка.

— Я пытаюсь, только все равно больно.

— Жизнь не сказка. Тут бывает больно и страшно.

Пальцы забрали с ладони ягодку и сами запихнули её в рот Лизе. Земляника была сухая, сладкая до приторности, ароматная и теплая. Она обещала, что все еще наладится, просто в это надо верить.

— Кушай, свиристелка. Я тут че вспомнил…

Он замолчал, ожидая от Лизы хоть какой-то реакции. Она заставила себя выдавить:

— Да? И что же?

— Ты кромешниц просила. Я выполнил твою просьбу.

Лиза вздрогнула, представив, как на холодном, стылом перекрестке где-то сейчас плачет и замерзает малышка. Леший хохотнул:

— Да не трусь, свиристелка. Я ж не чудовище. Не забирают дитя — я его обратныть под землю, в теплую берлогу забираю. Никто ишшо из огонечков без родителей не остался. Вот и девочку забрали. Не трусь. Мир не без добрых людей.

— Знаешь, кто забрал?

— Знаю, как не знать. Соколов твой забрал. Ишшо и угрожал, ежели не дам. Я решил: а пущай забирает. Жизнь-то у него мимо прошла. Пущай с энтой девочкой порадуется. Вот. Я молодец?

Она похвалила его, обняв за холодную руку:

— Молодец.

— А ишшо… — он вздохнул тревожно. — Ты с Иваном-царевичем просила как-то помощи в Сосенках. Расспрашивала о барышнях тех в лесу. Я говорил с лисами да волками. Долго пришлось выяснять, но я узнал, амператрица. Девки те рванули из озера не в день, когда Идольмень замерз. Они раньшее рванули.

Лиза заставила себя открыть глаза и повернулась к «добру молодцу» — лешему сейчас, рыжему да голубоглазому, больше четверти века и не дать было.

— А когда они помчались из озера? Что их заставило нестись сломя голову в холода?

Он криво улыбнулся, показывая острые нечеловеческие зубы, и тут же стал уменьшаться, превращаясь в привычного старичка:

— Так вспомни ночку одну, когда Идольмень огнем горел. Как один маг вымещал зло на воде, огнями бья по льду да воде. Я тогда еще драного кота твоево гонял по лесу, думая, что змей он подколодный.

Лиза прошипела, все понимая:

— Х-х-холера…

— Агась. Вон тода и рванули кто мог наружу, а кто не мог — ховался на дне. Говорят, ашшо две валяются на берегу. Одна у Каменки, вторая у самого маяка вашнего. Бежали они из воды так, что только пятки кивали, забыв о боли — страх сгореть сильнее был. Не было у них времени вернуться правильно в Перыницу да в «Змеев дол» к ихнему владельцу. Где могли, там и выбежли из озера, замерзая от холода.

Он чуть потрепал её за плечо: