Онлайн книга «Кровь в его жилах»
|
Софья Николаевна удобно сидела у прилавка, а три продавщицы ласковыми лисами кружились вокруг неё, предлагая товары. Слухи об уходе княгини в монастырь были пустыми — Светлана заметила краем глаза, что белье, которое выбирала себе княгиня, совсем не годилось для монашеской жизни. Даже для обычной супружеской жизни оно не годилось — слишком много кружев, прозрачных вставок и чего-то совсем легкомысленного. В свете увечья князя Волкова, за супружескую верность княгини Софьи Николаевны уже можно было бояться. Впрочем, это не Светланины трудности. Её трудности в том, что спешно надо решать: пройти в отдел белья или нет? Слишком много взглядов уткнулись в неё, чтобы отступать. Светлана напомнила себе, что Софья Николаевна селедка — слишком холодная и чопорная, чтобы снизойти до неё. Воспитание княгини не позволит заметить какую-то «титуляшку», тоже пришедшую выбрать себе одежду. Такие, как Софья Николаевна, не смотрят на грязь под них ногами, а Светлана где-то была крайне близка к этому определению. Она заставила себя шагнуть в ярко-освещенный отдел. И плевать, что за спиной кто-то отчетливо шепнул: «Сразу с двумя крутит!» Светлана почти дошла до прилавка с немодными нынче корсетами, когда случилось невозможное. Княгиня все же снизошла до Светланы, встала и сделала несколько целеустремленных шагов в её сторону. Потом её правая рука взлетела вверх, и… Светлана ушла машинально кромежем, не позволяя ударить себя. Ей ни отец, ни мама никогда не давали пощечин! Позволить такое княгине она не могла тем более. Стоя в знакомом черно-белом, сейчас абсолютно пустом коридоре, Светлана поздно подумала, что надо было просто уклониться от удара. Теперь же пойдут ненужные слухи. Где-то в яви бельевого отдела княгиня под общий удивленный вздох прошипела: — Дрянь! Она быстро взяла себя в руки — селедка же невозмутимая, — и бросила, выходя из магазина: — Товары завернуть, все записать на счет князя Волкова. Дальше слушать Светлана не стала. Ничего нового после: «С двумя крутит!» — она уже не услышит. Встречаться сейчас с отцом в кромеже не хотелось, впрочем, видеть других людей она сейчас тоже не могла. И дело не в слезах — их не было. Дело в обжигающей душу ярости, закипающей огнем на её пальцах. Её никто и никогда унижающе не бил на людях. Светлана шагнула в больничный парк. Сейчас тут было пустынно — время прогулок для пациентов прошло. Лес всегда успокаивал её. Она, шагая через сугробы, прислонилась спиной к первому попавшемуся стволу сосны и запрокинула голову вверх, затылком чувствуя шершавую, живую кору дерева. Шапка наползла на глаза, и Светлана стащила её в головы, зажав в руке. Завоняло паленой шерстью, и Светлана с усилием погасила огонь на кончиках пальцев. Шатались по воле ветра могучие узловатые ветви сосны. Падал снег и таял на лице, заменяя слезы. Иногда мимо проносились ржавые длинные иглы, оставаясь на вороте шинели и заваливаясь в обшлага. Что ж. О княгине она подумает потом. Сейчас не до неё, хотя стало понятно — она помнит. Она все помнит о Светлане, и смерть Анастасии она не простит. Надо будет сказать Александру, чтобы он присмотрелся к Волковой — она может оказаться той, кто подставил Матвея, чтобы добраться до Сашки или даже до неё самой. Это надо обсудить. Потом. Сейчас важнее иное. Выбор сделан. Глупо сделан, но уже ничего не исправить. Слухи в провинциальном городе, в котором никогда ничего не происходит, расходятся быстрее верхового пожара, так что скоро все будут знать, что Светлана кромешница. Значит, она пойдет и исправит документы. Будет жить под настоящим именем. Она так соскучилась по «Лизе». Будет Елизавета Григорьевна Кошка. Или Шка. Или Ка, ведь отец не признал её официально. Кем-нибудь да будет. Главное, что Лизой. |