Книга Кровь в моих жилах, страница 112 – Татьяна Лаас

— Миша… Ты мне веришь?

Он бросил на неё тревожный взгляд:

— Свет моей души…

Она чуть громче повторила:

— Ты мне веришь?

Мишка, не отрывая глаз от петляющей вдоль леса дороги, отчеканил:

— Полностью. Абсолютно. Беспрекословно.

— Тогда тормози у леса, — скомандовала Светлана.

Мишка лишь уточнил:

— Где именно?

— Не имеет значения.

«Рено» послушно сбавил скорость и, шурша шинами по камням обочины, остановился.

Мишка заглушил кристалл в сердце магомобиля, поставил на ручник, и повернулся к Светлане:

— Какой у нас план?

Она заставила себя улыбнуться — только сердце продолжало трепыхаться: поймет ли её Мишка, примет ли, нужны ли ему вообще такие откровения.

— Миш, я, кажется, язычница. Так что…

Он подался к ней, заглядывая прямо в глаза в сумраке салона. Светлана ждала его ответа, как приговора. Глаза Мишки были так близко. Они были такие… Понимающие? Светлана уговаривала себя, что это именно понимание плещется на дне его серых, с мелкими зелеными крапинами глаз. Она сглотнула. Он был так близко, что на секунду… На одну глупую секунду она подумала, что он её поцелует.

Мишка строго, так непохоже на самого себя, сказал:

— То, что ты признаешь нечисть за заслуживающих общения, как Баюшенька, не значит, что ты язычница. Светлана, это значит одно — мы что-то неправильно делаем с баюнами, домовыми, берегинями. И лешими. Ты же будешь просить помощи у хозяина леса?

— Да, — решительно сказала она, отворачиваясь от Мишки и собственных мыслей о поцелуе. Господи, как это не вовремя! И все же теплый родничок в груди проснулся и затопил её с головы до ног странными, непонятными чувствами. Она поспешно вышла из магомобиля. Вот только влюбиться сейчас и не хватало. И в кого! В Мишку, которому два года отказывала. Не думать даже о таком! Она быстро спустилась с обочины к лесу, уверенно шагая через высокие травы.

Совсем стемнело. Новолуние на носу. Умирающий серпик луны висел среди звезд, не в силах разогнать мрак.

Мишка рванул за Светланой, догоняя уже у леса и ругаясь на мокрый после дождя папоротник. У Светланы юбка вся промокла, неприятно льня к ногам.

— Дедушка… — тихо позвала она лешего. Мишка встал рядом; она неожиданно остро чувствовала его присутствие за своим плечом. Никогда такого с ней не бывало. Это же Мишка, упрямый, надоедливый, несносный, улыбчивый, мало что воспринимавший всерьез. Она запретила себе думать о нем. Светлана снова позвала: — дедушка!

Ответом было молчание. Не ухнула сова, не ответили звери, не зашатались под внезапным ветром деревья, давая знак, что её услышали.

— Дедушка, помоги, прошу. У тебя в лесу умирает от проклятья бер. — Она поправилась: — медведь. Медведь, проклятый людьми. Он умирает. Помоги, прошу! Я отплачу сполна. Дедушка, услышь!

Лес насторожено молчал. Не зашатались зеленые лапы сосен. Застыли березы, не качая тонкими веточками. Стыдливо забыли, как хлопать ладошками, осины. Лишь слышно было, как падали с ветвей последние капли прошедшего дождя на уже почти сухую подстилку леса. Он был жадный до воды и до… крови.

Светлана повернулась к Михаилу:

— Ты мне вер…

— Ш! — обижено буркнул тот, — я уже отвечал. Что ему нужно? Чем расплачиваться с этим дедом?

«Дед» обиделся — запустил еловой шишкой прямо в княжескую макушку. Впрочем, шишка не долетела — исчезла в пламени эфира. Мишка её, не задумываясь, сжег.