Книга Кровь в моих жилах, страница 29 – Татьяна Лаас

— Так да не так, — специально долго, чтобы показать глубину своих сомнений, вздохнула Лапшина и замолчала.

Светлана тоже молчала — ждала, когда Дарья Ивановна соберется силами или смелостью. В кабинете повисла тяжелая, давящая тишина. С трудом выдавливая из себя слова, Лапшина все же начала:

— У меня есть младшая сестра Верочка. Мы с ней сироты, уже давно. Живем мы на Лесной пять… Верочка под моим присмотром всю жизнь почти и росла. Ей восемнадцать годков по весне исполнилось. Начала было искать ей женихов тут, а ей никто не мил. Предложила в столицу поехать — там выбор всяко лучше. Она отказалась. А тут пристав новый приехал — молодец молодцом, чем не жених! Верочка у меня красавица писаная, приданое за ней хорошее — любой мужик будет рад. И род у нас знатный — не дворяне, конечно, но род наш стародавний, четыреста лет предков за Верочкой.

Светлане даже жаль стало Громова — Лапшина так уверенно расписывала прелести Верочки, что было ясно: оттащат его в церковь, поведи Верочка хоть глазом в его сторону.

— Только вот моя Верочка все против, все отнекивается. Тихая стала, бледная — первые признаки любви!

«А еще тошнота по утрам — точно к любви, причем плодотворной!» — таких рассказов Светлана слышала много. Она знала, чем такое закончится: начнет Лапшина просить вытравить плод или силком тащить в храм женишка. И то, и другое запрещено, да и чисто по-человечески противно.

Лапшина снова поправила платок — она нервничала и пыталась это скрыть.

— Я стала следить за Верочкой. Днем она всегда под присмотром — я служанок даже поменяла, чтобы верные были, не купленные.

Веры в Верочку у Лапшиной не было.

— Только кротка и чиста она, как ангел. Ни с кем не встречалась ни утром, ни днем, ни вечером.

— А ночью? — в лоб спросила Светлана.

— Ваше благородие, вот ночью-то… Ночью-то я и заловила её за разговором милым. Под дверьми её спаленки стояла и услышала… — Лапшина замолчала, собираясь с мыслями.

Светлана поморщилась: упырь, инкуб залетный из Европы или упомянутый Синицей змей огненный? Впрочем, не змей — тот по вдовицам в основном, его девицы не интересуют. Упырь скорее — эти любят через форточки пробираться. Не дай Бог, залетный из Европ вампир — очередного международного скандала не хотелось.

— Прилетает к Верочке, к моему ангелу, другой ангел, — уверенно сказала Лапшина. — Дмитрий Ясный сокол.

Светлана, решавшая, как аккуратнее сообщить об упыре, замерла:

— Что, простите? — Такого поворота она не ожидала.

Лапшина подалась вперед:

— Дмитрий Ясный сокол прилетает к Верочке через форточку. Я видела в замочную скважину: светловолосый, глаза яркие, как смарагды, красивый, как ангел.

— Вы имеете в виду цесаревича? — Светлана напомнила очевидный факт: — он же погиб в «Катькину истерику». Десять лет назад. Вместе со всем императорским семейством.

Впрочем, не со всем семейством — слухи ходили разные. Говорили, что старшие дочери уцелели, только попрятались от кромешников, боясь обвинений в язычестве, как обвинили их мать.

— А то вы кромешников да князей не знаете. Не выгодно никому, чтобы цесаревич выжил, а убить мальчонку рука не поднялась. Уже сколько лет говорят, что жив цесаревич, только сидит в тюрьме или заколдован. Я и поняла, что прилетает к Верочке именно он — сюда царская семья часто приезжала. Любили рыбачить тут. Эти места любили. А сейчас аккурат десять лет прошло с гибели царской семьи. Дмитрий Ясный сокол и вырвался из тюрьмы, ищет того, кто расколдует его. Восемнадцать ему исполнилось, как и Верочке. Самое время трон возвращать. Вот он и к Верочке прилетел. Помогите, Светлана Алексеевна. Век вас не забуду, молиться за вас буду. Помогите Верочке и Дмитрию Ясному соколу. Все говорят — грядет что-то. Домовые, банники да овинники попрятались. Нечисть добрая…