Книга Кровь в моих жилах, страница 3 – Татьяна Лаас

Светлана с холодком в голосе сказала:

— И вам доброе утро, Михаил Константинович. — Сейчас он для неё Мишелем не был. Не заслужил.

Княжич Волков, как всегда, намеков не понял:

— Светлана, душа моя, прости меня, погрязшего в тяжком быту, но не могла бы ты сегодня выйти в дежурство вместо меня в присутствии?

Она закрыла глаза. Иногда она не понимала: зачем молодой, импозантный, одаренный магией, вечно занятый делами рода княжич устроился на службу в магическую управу Суходольска? Такие, как Мишель, или в столице, в Москве, служат, или идут по воинской стезе, или занимаются делами поместья да бонвиванствуют. Михаил Константинович бонвиванствовать не любил, но и на службе летом да осенью, когда дел в поместье хватает, почти не показывался. Мишель отчаянно хорошо управлял погодой. Из-за таких, как он, Суходольск и утопал в дождях: где-то же они должны пролиться в уборочный сезон — не в полях, так в городе.

Голос в кристальнике взмолился:

— Душа моя, это последний раз, когда ты заменяешь меня на дежурстве. Прошу… Умоляю… Сжалься — больше никогда, душой тебе в том клянусь! Светлана, свет моих очей, прошу.

Она не любила, когда её именем так игрались:

— Михаил Константинович, прекратите паясничать.

Мишель, явно где-то в своем поместье, наслаждаясь теплом и уютом, булочками и чаем, поправился и уже серьезно попросил:

— Светлана Алексеевна, прошу, выйдите на дежурство вместо меня. Последний раз — клянусь: дальше все изменится. Я больше никогда не попрошу вас о таком одолжении. Я в Волчанске, с семьей… Если вам сегодня, в этот светлый праздник, так важно быть дома, то я постараюсь приехать к обеду — схожу на литургию с семьей, и приеду.

Светлана прикусила губу — уел, балабол языкастый. У княжича Волкова была большая семья, когда как Светлана стала круглой сиротой после «Катькиной истерики» десять лет назад. Надо же… Событиям, перекроившим Российскую империю и чуть не разрушившим её, уже было десять лет. Десять лет Светлана выживала одна, без поддержки родных. Она тихо сказала, понимая, что важнее семьи нет ничего — сейчас она есть, а потом огромная волна в одночастье может слизать весь город, убивая всех на своем пути:

— Михаил Константинович, не стоит приезжать в город — тут тихо. Праздники же. Я, конечно, заменю вас на дежурстве. Ничего страшного. Передавайте мои наилучшие поздравления вашей семье. Особенно князю Константину Львовичу.

Отец Мишеля был в Санкт-Петербурге в момент «Катькиной истерики» и из-за обрушившегося на город цунами, когда духи воды и земли сошли с ума, сильно пострадал, навсегда оказавшись привязанным к инвалидному креслу. Даже магическое лечение не спасло его раздробленный позвоночник.

Мишель воспрял:

— Светлана, ты свет в окошке, ты чудо! Я буду должен. Завтра, слово чести, я выйду на службу.

Она напомнила:

— Завтра в управе дежурит сам Смирнов, так что ваша жертва с выходом на службу, Михаил Константинович, будет напрасной.

— До завтра, душа моя, люблю тебя, — бархатисто попрощался Мишель.

— До завтра, — бесцветно сказала Светлана, отключая артефакт. Она залпом выпила остывающий кофе и вздохнула от жара в животе. Опять все планы на день пошли прахом. Иногда она искренне не понимала княжича, уже второй год упрямо выказывающего ей свое расположение. Он же не мог не понимать: пропасть между ними не заполнить ничем. Он княжич, пусть их семейство и растеряло часть своих богатств с гибелью Санкт-Петербурга. Он будущий князь Волков. Он сильный маг, второй ранг с возможностью первого при старании. Она же сирота из мещан, слабый маг четвертого ранга — на одну ступень выше, чем ничто. Ей в этом мире светит лишь личное дворянство при должном усердии на чиновничьем поприще. Она рано или поздно станет вечной титуляшкой, упершись в барьер, не пропускавший дальше женщин в России — высшее образование даже сейчас было редкостью, а Светлане и надеяться на него глупо: никто ей не оплатит учебу в университете, никто годы учения не будет её содержать. Попасть же в бесплатный Императорский набор она не сможет — не с её уровнем магии на такое надеяться.