Книга Кровь в моих жилах, страница 35 – Татьяна Лаас

— Если только преступников жалко… — Она оперлась на локоть Громова и сделала шаг с крыльца.

Дождь тут же дробно, словно упыриными когтями, застучал по тугому куполу зонта. Туфли безнадежно промокли. Чулки и юбка тоже, но почему-то настроение у Светланы все равно было хорошее.

Полночь. Дождь. Один на двоих зонт. Лужи, через которые Громов неожиданно переносил Светлану, подхватив её за талию. Темнота. Рев Уземонки в каменном ложе набережной. Приятный, хрипловатый голос мужчины. Что еще нужно для счастья? Только все же сухости, наверное.

Шагая по узкому мосту, Громов не удержался от замечания:

— Уземонка сегодня сама на себя непохожа. Высоко поднялась.

Светлана глянула через перила на черные быстрые волны:

— Да, сейчас не только гузку помоет, но с головой перехлестнет.

— Простите, что?

Она улыбнулась — он совсем не интересовался местами, где несет службу.

— Уземонка в девичестве, лет так сорок назад, называлась Гуземойкой.

Ей удалось-таки фраппировать Громова — он удивленно посмотрел на неё, поперхнувшись словами:

— Гузе… Что?

— Мойкой. Вам не послышалось. — Светлана рассмеялась, заметив недоумение на лице Громова: — Вы все правильно поняли. Иногда её еще Хвостомойкой звали, ну и другими нехорошими словами, расположенными на том же уровне у мужчин.

Громов неудержимо принялся краснеть — то ли от испорченности Светланы, то ли от попытки не рассмеяться.

— Да, да, да, хвостомоями вас именно поэтому прозывают, Александр Еремеевич. Из-за этой речушки, которую в любое время года можно перейти, замочив лишь гузку.

Мужчина все же рассмеялся:

— А я-то все не понимал, за что нас так не любят. А это из-за речки. Но как она оказалась Уземонкой?

— Очень просто. Суходольск сорок лет назад сделали губернским городом. Император должен был приехать на торжества в честь новой Суходольской губернии, а тут посреди города речка с непотребным названием: то Гуземойка, а то и… Похуже. Сперва новоявленный губернатор решил назвать речку Уземойкой, но это не помогло. Тогда её окончание переделали на французский манер. Заодно пришлось указ издавать о новых наименованиях, чтобы не смели Гуземойку вспоминать.

— Необычно, — признался Громов. — А Каменка? Почему речка Каменной называется? Тоже переименовали?

— Нет, Каменка она издревле. Вы не были в её устье? Там ледники тащили, тащили да не дотащили камни — в устье бросили. Огромные такие, как Царь-камень. Каменка между ними и петляет.

Громов заинтересованно спросил:

— А Идольмень? Говорят, что раньше озеро называлось Идоло́м.

— Не было здесь поругания идолов. И не ломал их никто. И в озеро не бросал, Александр Еремеевич. Проще все. — Она еле сдержала недостойный чиновника визг, когда Громов её в очередной раз перенес через громадную лужу. Еще и посмотрел угрюмо на туфли, на лужи, на неё саму, кажется, решая, что её проще до управы на руках и дальше нести. Он все же сдержал свои порывы и поставил Светлану на тротуар.

— Так что там с названием? — напомнил Громов.

— Считается, что изначально озеро, еще до славян, называлось Ильдым. Нежилое место. Суходольск же расположен на холмах, а остальные берега Идольменя низкие, там по весне затапливает, болота кругом невысыхающие. Вот и называлось озеро Нежилым — нельзя было селиться на его берегах. Буквы на очередной карте перепутались, вместо Ильдыма стал Идолым, а там и до Идольменя недалеко. — Она улыбнулась, замечая очевидное — крыльцо управы: — вот мы и пришли, Александр Еремеевич. Спасибо за прогулку.