Книга Кровь в моих жилах, страница 98 – Татьяна Лаас

Она уже пришла в себя: чуть отстранилась, заглядывая Мишелю в глаза внизу вверх — все же он тот еще лось.

— Мишка… А ты Рюрикович. Ты знаешь об этом?

Он сглотнул:

— Только этого не хватало…

— У тебя на груди золотой сокол горит. Золотой — ты можешь претендовать на трон.

— Давай все же… Ближе к берендеям. Проверь меня на другие метки, чтобы точно быть уверенной во мне.

Она кивнула и быстро обошла его по кругу. Иных меток не было. Не берендей и не волкодлак.

— Мишель… — Она потупилась.

— Мишка… Мне так нравится больше.

— Миш…ка… Других меток нет. — Светлана спешно пробормотала: — явное — не явлено. Открытое — спрятано.

Золотой сокол стал гаснуть, чтобы исчезнуть до следующей проверки. Если её, конечно, будет проводить кто-то вроде упертой Светланы. От всех остальных сокол сможет скрыться.

— Я могу одеваться? — уточнил Мишель.

— Можешь… И прости меня. Прости за все. — Скрыть в своем голосе радость Светлана все же не смогла. Не берендей. Рюрикович! Рюрикович… Надо же.

Он уже притворно застонал — боль после срыва покровов уходит довольно быстро:

— Я думал: лакей. Я думал: конюх, адъютант, батюшкин секретарь… Или кто еще может голову вскружить молоденькой барышне. Но император⁈ Матушка совсем отчаянная была в молодости…

Он повернулся к Светлане спиной и первым делом натянул белье. Руки его откровенно тряслись. Впрочем, у Светланы тряслись не только руки. У неё ноги подкашивались. Она села на кровать, бессмысленно смотря, как Мишель… Мишка Рюрикович, ну кто бы мог подумать, пытался совладать с мелкими пуговицами на сорочке. Получается, что юродивый кричал свои пророчества про кровь не Светлане. Он кричал это Мишке. Не ей.

Она схватила все больше нервничающего Михаила за локоть и силой посадила на кровать рядом с собой.

— Миш…

— Противно, да? — он оставил попытки застегнуть упрямые пуговицы — сидел, смотрел в пол и словно ждал приговора от Светланы.

Она взлохматила его пропитавшиеся потом волосы:

— О чем ты, глупый. Какое противно. Я виновата…

Он посмотрел ей в лицо — такой солнечной улыбки и такой нежности в его глазах Светлана не заслужила. Она же его только что пытала.

— Ни в чем ты не виновата. А противно… Помнишь, в Волчанске, когда я спрашивал тебя о своем появлении на свет, ты сказала…

Она перебила его:

— Я говорила о себе. Я тоже… Нагулянная, Мишка. Понимаешь? Я тоже не Богомилова. — Она рукой провела по его скуле, по щеке, по еще гладкому подбородку — Михаил так отчаянно был похож на князя Волкова, что ни у кого даже мысли не возникало, что он нагулянный.

Он поймал её руку и прижал к щеке, еще и глаза закрыл:

— Сейчас ты тем более откажешься выходить за меня замуж?

— Мишка, ты же все понимаешь.

Он открыл глаза:

— А если я поклянусь, что никогда не прикоснусь к тебе, как супруг? Все равно откажешь?

— Миша…

Вот он всегда был упрям:

— А если я пообещаю, что и пальцем не трону твоего Громова?

— А он-то причем, — вздохнула Светлана.

— Притом. От него ты приняла все то, что запрещаешь мне.

— Миша…

Он понятливо кивнул:

— Откажешь. Светлана, тогда почему ты сейчас так странно смотришь на меня?

Она сказала первую глупость, что пришла в голову:

— Это верноподданический восторг, ваше будущее Императорское величество.

— Скажешь тоже. Нужен мне этот трон… Я же считал себя Волковым. Я знал… Я слышал шепотки, что матушка вышла замуж уже очень тяжелая. Я родился отчаянно «недоношенным». Я думал: дело молодое. Я думал, что у отца голову снесло от любви. Волчья любовь страшная, дикая, они же однолюбы… Я думал — он не удержался. Отец совсем недавно открыл мне правду. Только кто настоящий мой отец, он не знал. Понимаешь? Он не знал, что я Рюрикович.