Книга Чернокнижник и феи, страница 122 – Татьяна Лаас

Она задумалась:

— На набережной что-нибудь вкусненькое купим? Заодно Эвану успеем донести горячим…

— Или холодным, — предложил Брок.

— Это еще почему холодным?

— Там продают самое вкусное фруктовое мороженое, которое я знаю. Значит… Паровик?

— Паровик, — согласилась Вики, стаскивая с себя перчатку и протягивая руку Броку.

Тот замер — общество Тальмы не поощряло прикосновения без перчаток.

— Давай! Решайся, Брок! — что-то веселое, искрящееся радостью и непонятной любовью играло в сердце Вики. Она поздно сообразила, что это влияние вольта. И она скажет Броку, но потом… Не сейчас. Сейчас не хотелось вспоминать вольты, морг и тела, лежащие там. Потом…

Брок осторожно, чем-то напоминая Лео, прикоснулся к пальцам Вик, согревая своим теплом.

— Чего-чего, а других дранокоборцев я не боюсь, лера-драконоборец!

И они, взявшись за руки словно дети, пошли в сторону ветки паровика. Вик так привыкла быть здоровой, что не сразу и вспомнила, что должна хромать — тепло вольта омыло её, прогоняя удивление и беспричинный страх. Где-то кто-то любил её и радовался тому, что она здорова. Она и… Тепло понеслось дальше, помогая и Броку.

На остановке паровика никого не было — в такой погожий праздничный денек все предпочитали гулять пешком.

Брок помог Вик поняться по крутой лесенке в подъехавший точно по расписанию паровик, и замер, удивленно рассматривая собственный пальцы, вцепившиеся в поручень — они были абсолютно здоровы, словно пальцы ему и не ломали. Даже ногти успели отрасти.

Сзади кто-то толкнул Брока в спину, буквально на ходу заскакивая в отходящий от остановки пустой паровик, и Брок обернулся на невежу, забывая, что смотреть в глаза незнакомцев нельзя.

Вик, краем глаза заметившая, как стал оседать на пол Брок, развернулась к напавшему, ударяя эфиром и поздно вспоминая, что прежде всего надо было кричать о веснушках. Отец Маркус был прав, утверждая, что они с Броком напорются на приключения — слишком они заметные с ним своими белоснежными волосами.

Абени не любила день всех святых. Нет, она обожала праздники и почитала богов, но именно день всех святых у неё прочно был связан с днем перед стиркой, и… Она не любила этот день — день разбора грязного белья и борьбы с пятнами.

Она сама выбрала заботу о доме брата: Зола, жена брата и её сестра по браку, уже давно тяжело болела и была не в силах справляться с огромным хозяйством, у Рауля, отличного фармаколога и зельевара, просто не было времени на присмотр за домом, а Абени… Абени хотела держаться как можно дальше от отца — дом брата был надежным убежищем уже три года. Почти надежным убежищем — последнее время Абени замечала странную тревогу в слугах. Наверное, это было связано с тем, что Аквилита, где они жили чуть больше двух лет, внезапно вошла в Тальмийскую империю. Неожиданный поворот, к которому многие оказались не готовы.

Абени, по пути на цокольный этаж, заглянула в кабинет Джеральда, бессменного дворецкого рода Аранда. Он служил еще их деду, потом их с Раулем отцу, а потом, когда Рауль женился и обзавелся своим домом, стал служить в его доме. Абени сколько себя помнила, столько помнила и Джеральда — высокого, как все карфиане, темнокожего, гораздо темнее, чем она сама или брат, с белоснежными короткими вьющимися волосами, с светлыми, широкими ладонями, которыми он всегда успевал погладить и её, и Рауля, и девчонку-посудомойку… Джеральд был незыблемой величиной в жизни Абени, и когда ей было тяжело, когда мать Рауля в очередной раз кричала на неё или даже била, она находила утешение у Джеральда. Он гладил её по голове и утешал, что когда-нибудь и Абени будут уважать в этом доме, когда-нибудь и её мать признают в этом доме, а пока мать Абени была одной из многочисленных слуг… Но когда-нибудь все изменится. И Джеральду Абени верила. Он был из тех, кто не ошибается. И пусть мать Абени после смерти леры Изабеллы, матери Рауля, совсем недолго была хозяйкой в доме, уйдя за закат почти следом за Изабеллой, но было же…