Онлайн книга «Предзимье. Осень+зима»
|
Она спешно принялась спускаться дальше — из хирургии выползли медбратья с пачками сигарет в руках и недовольно провожали взглядом Таю. И как можно быть медиком и при этом курить? Сумасшествие! На первом этаже располагалось поликлиническое отделение для магмодов, проживающих в поселке и не вызывавших подозрения в неадекватном поведении. Сейчас тут было пусто — дневной прием закончился. В небольшом зале ожидания перед регистратурой сидела пожилая женщина, лет семидесяти, не меньше. Одета она была скромно: по-деревенски завязанный красный платок, черное пальто, длинная, почти в пол юбка, стоптанные сапоги. Лицо, напоминавшее печеное яблоко, было незнакомо. Виноградов не был похож на шутника, но может, Тая все же плохо разбиралась в людях? В нелюдях, кстати, тоже. Зачем Илья полез к Коту и зачем ломился в хирургию? Она ему вообще написала не приезжать. Сложно было послушаться?! А она теперь гадает: это он был… или не он. Тая на всякий случай осмотрела длинный, покрашенный в якобы успокаивающий зеленый цвет коридор. Свет в нем был погашен, только скучала экзотической рыбкой в ярком аквариуме регистратуры барышня в лиловом костюмчике. Она сидела за стойкой и что-то читала, периодически зевая. Старушка неловко поднялась со своего места и, опираясь на старую, кривую, самодельную клюку, направилась к Тае. — Добрый день, Таисия Саввовна, — немного невнятно сказала она высоким старческим голосом. — Извините… — Тая еще раз внимательно оглядела женщину. Она точно её не знала. — Я Мария Федоровна, мать Аглаи Степановны. Тая воспитанно подошла ближе: — Мы не знакомы. Я не совсем понимаю… — Да как же незнакомы! — возмутилась старушка, она даже клюкой своей недовольно стукнула. — Моя дочь у вас уже двадцать лет служит. У вас и Семена Васильевича, царствие ему небесное, — старушка истово перекрестилась, явно не зная, что дед был отлучен от церкви за свои взгляды. Только сейчас Тая поняла, кто такая Аглая Степановна: — Вы о Глаше? Старушка кивнула сердито: — Да, о моей дочери Аглае Степановне Спиридоновой. О ком же еще. — Она уволилась еще неделю назад, в день, когда умер Семен Васильевич. — Не ваша правда! Аглая приходила домой и говорила, что… Тая вздрогнула, пытаясь вспомнить, подписывала ли она в той кипе документов, которые оставил дед, бумаги Глаши? Её вина — не проследила. Формально может оказаться, что Глаша все еще служит ей и получает жалование. Вот раззява ты, Тая! — …уехала на утреннем маглеве. — Куда? — не поняла Тая, пропустившая половину сетований старушки. Та обиженно поджала сухие, тонкие губы и принялась пояснять по новой: — Да я же и говорю: Аглая пришла, сказала, что вы распорядились перевезти ваши вещи в столицу и подготовить жилье к вашему возвращению. И в то же утро уехала в столицу на маглеве. Сказала, что приедет быстро, дня через три-четыре, сказала, что я узнаю, когда она поедет, значится… А тут уже неделя и ни слуху, ни духу. Я вас искала, так искала — вы же дома не показываетесь. Потом узнала, что вас сюда доставили, но в больничку к вам не пускали. Вот, токмо сегодня и смогла повидаться с вами. Позвоните Аглаше, скажите уже, когда она вернется домой. Я волнуюсь за неё. Вот же… Не было печали. Глаша рванула куда-то в столицу под надуманным предлогом, а Тая её должна искать. С другой стороны, Марию Федоровну было по-человечески жаль — не в её возрасте искать исчезнувшую дочь. |