Книга Хозяйка разрушенной крепости, страница 8 – Любовь Оболенская

А потом, по мере того как сон отступал, пришло удивление.

Прежде всего оттого, что у меня ничего не болело!

Обычно утро в моем возрасте начиналось с того, что чуть шевельнешься – и сразу стрельнуло в спину, затекшую от лежания в одном положении, шея заныла, а следом нога, сломанная много лет назад, которая хоть и срослась нормально, но все равно по утрам давала о себе знать.

А тут – ничего!

Вообще тишина в теле!

И ощущение, что у меня сил, будто я месяц в Таиланде отдыхала. Хотя, признаться, подобного со мной в реальности не случалось, но могу предположить, что именно так чувствуют себя люди, четыре недели пожившие в пятизвездочном раю.

«Вот что значит один день, проведенный на даче! – мысленно успокоила я себя. – Никаких Таиландов не надо».

И открыла глаза…

После чего мне жутко захотелось зажмуриться. Ибо у меня перед лицом колыхалась трава на фоне лежащего внизу края волчьей шкуры, а надо мной нависли грубо отесанные доски, очень похожие на дно телеги.

– Матерь котья… – простонала я на родном русском, отметив при этом, что мой мозг впал в некий ступор, пытаясь перевести мои слова на староанглийский. Но не справился – правда, тут же найдя витиеватую замену матерного плана на древнем языке англов.

Получалось, что все произошедшее со мной вчера не сон и не бред сумасшедшей, а самая что ни на есть чистая правда! И доказательство этому было самое убедительное – отсутствие возрастных ощущений по факту пробуждения, ибо тело юной девицы болеть не должно.

Также в реальности происходящего дополнительно убедили меня многочисленные вши, которых я разглядела на своих волосах, разбросанных по волчьей шкуре. Эдакие мелкие, чуть продолговатые, слабо шевелящиеся коричневые точки, при виде которых шестидесятилетняя я забилась бы в истерике. Но я в теле юной благородной леди образца пятого века лишь равнодушно зевнула, закинула свою роскошную белобрысую вшивую гриву за плечо и вылезла из-под телеги.

Мои слуги уже проснулись. Кэйл возился с лошадиной сбруей, а Лидди поверх соломы в телеге укладывала слой свежесрезанной травы.

– Проснулись, госпожа, – улыбнулась женщина, увидев меня. – А я вот делаю подстилку помягче, а то вы вчера морщились, когда телега подпрыгивала на колдобинах. Скоро поедем. Не желаете ли откушать лепешку с молоком?

– А оно не прокисло за ночь? – осведомилась я.

– Конечно нет, – расплылась в улыбке Лидди. – Мы ж деревенские, знаем толк, как продукты сохранять подольше. Я вчера перед отъездом в это молоко свежеотловленную лягушку опустила. Так что уж поверьте, оно и прохладное, и свежее, словно только из-под коровы.

Современная я мигом вспомнила, как пила вчера это молоко, и мужественно приготовилась блевать дальше, чем вижу. Но в то же время леди Элейн, зевнув вторично, приняла из рук служанки глиняный кувшин и осушила его наполовину, при этом кончиком носа отодвинув лягушачьи лапки, мазнувшие по ноздре.

Интересное это было ощущение.

Двойственное.

Бесспорно, тело юной девы контролировала я. Но в то же время это самое тело порой без моего участия совершало привычные ему движения прежде, чем мои цивилизованные мозги подключатся к процессу.

С одной стороны, это было удобно в плане выживания в незнакомом мире. С другой стороны, раздражало.

Хотя, может, это период адаптации такой? И через какое-то время я полностью освоюсь в молодом теле, которое – что уж тут скрывать – ощущать было очень приятно. Еще б в зеркало посмотреться, увидеть, какая физиономия мне досталась.