Книга Хозяйка королевской таверны, страница 16 – Любовь Оболенская

– Все, – сказала я, переодевшись и едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.

Мои джинсики, курточку и кроссовки было жалко до слез… Даже больше, чем мою жизнь, оставшуюся где-то в другом времени, а может, и вообще в другой вселенной. Прежнюю жизнь в ближайшей перспективе вряд ли получится вернуть, а вещи мои вот они, лежат на сырой траве. И вижу я их, похоже, в последний раз…

Джон повернулся, критически осмотрел меня и, покачав головой, произнес:

– Старуха Беатрис при жизни была полновата, и ее платье тебе явно не по размеру.

После чего достал нож.

Я попятилась.

Похоже, чтобы не палить контору, вольный стрелок решил меня прирезать на всякий случай. Ну да, увидят местные полицейские девчонку в платье сильно не по размеру, арестуют, начнут вопросы задавать, возможно, с пристрастием. А я все и расскажу про лагерь лесных бандитов, так как боль терпеть умею, но очень ее не люблю.

Видимо, все это было написано доступным текстом в моих расширившихся глазах, потому что Джон сначала удивился, а потом рассмеялся:

– Не бойся, – сказал он. – Я немного понимаю в портняжном искусстве, поэтому попытаюсь тебе помочь.

И, приблизившись, принялся прямо на мне резать материю. Я и не заметила, как в его руках появилась костяная игла с продетым в нее тонким кожаным ремешком, которым Джон принялся ловко орудовать, подгоняя платье по мне.

Я же хоть и кривилась от мысли, что оно принадлежало ранее какой-то мертвой старухе, но не выпендривалась. Даже усмехнулась про себя сквозь выступившие слезы: в прошлой жизни вот так часами стояла вешалкой, пока по мне платья подгоняли. Не успела в другой мир провалиться, и начинается то же самое.

Джон подогнал по мне платье кривовато, но вполне добротно. С учетом, что сшито оно тоже было, мягко говоря, не идеально, получилось вполне в духе времени. Джон даже подол надставил, благо кусков лишней материи было достаточно.

– Хорошо получилось, – улыбнулся стрелок, перекусив последний ремешок.

Получилось и правда на удивление неплохо для такого метода подгонки.

– Где это ты так шить научился? – поинтересовалась я.

– В лесу поживешь – и не такому научишься, – усмехнулся Джон. – Мы давно сами себе шьем одежду, делаем луки, вытачиваем стрелы. Если торговца плащами или оружием власти уличат в том, что он продал свой товар лесным разбойникам, болтаться ему в петле. Изделие местного мастера отследить несложно, у каждого свой неповторимый стиль имеется. А кто, куда и кому продал сукно, рыбий клей или воловьи жилы, отследить невозможно. Но нам надо поторопиться. Надевай боты, и пойдем.

«Боты» представляли собой что-то типа кожаных туфель с длинными носами, которые мне оказались великоваты.

– И что делать? – шмыгнула носом я, понимая, что мои носочки здесь меня не спасут.

Но Джон нашел быстрое решение, обернув мои ступни кусками материи наподобие солдатских портянок и натянув мои носки сверху. Причем, когда он делал это, заметно покраснел.

Надо же, оказывается, суровый лесной охотник умеет смущаться! Ну, я его понимаю, лапки у меня красивые. Небольшие для моего роста и аккуратные. Видимо, молодому парню впервой было обувать девушку… в хорошем смысле этого слова. Так-то вон бабку какую-то «обули» на платье, которое, кстати, теперь на мне сидело довольно сносно.

Но насчет бабки я ошиблась.