Книга Хозяйка королевской таверны, страница 17 – Любовь Оболенская

Когда Джон закончил возиться с моей одеждой, он, осторожно спрятав иголку за пазуху, словно великую драгоценность, сказал:

– Думаю, Беатрис, мать нашей Агнес, была бы довольна, что ты унаследовала ее платье. Когда старуха умирала здесь, в лесу, то сказала, чтобы ее вещи достались только очень хорошей женщине. А кроме платья и ботов у нее ничего больше и не было.

– А с чего ты взял, что я хорошая? – удивилась я.

– Глаза у тебя красивые, – еще больше засмущался Джон, отведя взгляд. – И рост тоже красивый. Почти как мой.

Я хотела его поправить, что, мол, не говорят так о росте, – но промолчала. Когда тебе преподносят комплименты, лучше заткнуться и радоваться. А то мало ли: сейчас этот дылда краснеет от смущения, а потом ему что-то не понравится, достанет свой нож, и привет. Лес все спишет.

Потому я лишь сказала:

– Спасибо.

И улыбнулась.

Чуть-чуть, в знак благодарности, без авансов и стрельбы глазами. Джон, конечно, парень видный, но я еще не поняла, есть ли в этом Средневековье богатые принцы. Совместную жизнь-то с местным олигархом строить всяко лучше, чем с верзилой, у которого кроме роста, лука, и местами драного плаща больше ничего за душой нет…

– Извини, придется завязать тебе глаза, – сказал разбойник, что и сделал довольно ловко, я и опомниться не успела. Понятно зачем, чтоб я в лесной лагерь не привела кого-нибудь нежелательного, но все равно неприятно.

– Кляп будет? – проворчала я.

– Незачем, – просто отозвался Джон. – Ты же не будешь кричать, правда?

Кричать я не собиралась. Совершенно ни к чему этим заниматься после того, как я лично убедилась, насколько сноровисто местные бандиты обращаются с ножом и луком.

– Нет, конечно, – отозвалась я как можно более искренне.

– Ну и отлично, – сказал Джон. – Держись за мой пояс и постарайся не наступать мне на пятки.

…Потом мы шли извилистыми тропинками, пока, наконец, Джон не снял повязку с моих глаз. Наконец-то, а то я все пальцы на ногах себе отбила, спотыкаясь о корни деревьев. Мы прошли еще немного вперед, деревья расступились, и перед нами открылись бескрайние поля, раскинувшиеся подле величественного замка, расположенного на возвышенности.

– Ноттингемская цитадель, – с нескрываемой злобой проговорил Джон. И, презрительно сплюнув, добавил: – Эх, было б нас в десять раз больше… Да несколько осадных машин в придачу.

Понятно.

Лесные разбойники явно недолюбливали местную власть – и подозреваю, что это было взаимно.

К краю леса прилепилась невзрачная деревушка, состоящая из десятка убогих домиков, по самые окна вросших в болотистую почву. С виду она выглядела безжизненной, о чем я сказала Джону.

– Все вилланы сейчас работают на полях благородного лорда шерифа Ноттингемского, в то время как их собственный урожай, который они не успевают убрать, бьют дожди и растаскивают птицы, – невесело усмехнулся Джон.

– Ну, может, ночью как-то можно урвать время для своего поля? – робко поинтересовалась я.

Джон покачал головой.

– Господа ревностно следят за тем, чтобы двуногий скот работал на них выспавшимся и полным сил. Потому по ночам на своем поле работать запрещено.

Услышанное немного не билось с тем, что я знала о Средневековье.

– У местных крестьян, то есть вилланов, есть своя земля?

– Нет, конечно, – удивился Джон. – Странные вопросы ты задаешь – я вроде слышал, что на севере, да и во всей Англии везде практически одинаковые законы. Виллан получает от господина или монастыря в аренду две-три боваты земли, причем в основном каменистой или болотистой. И платит за нее арендодателю столько, что самому остается зерна лишь чтобы не умереть с голоду.