Книга Хозяйка королевской таверны, страница 56 – Любовь Оболенская

– Короче, ты как хочешь, но я сейчас принесу свой матрац и буду спать в твоей комнате, – решительно заявила я. – Что понадобится или плохо будет, буди меня нещадно.

Милдрет пыталась протестовать, но я была непреклонна. И пофиг, что какой-нибудь заблудившийся таракан пробежит по мне. Переживу. Жизнь Милдрет важнее…

За ночь я несколько раз вставала, чтобы протереть лицо раненой и сменить влажное полотенце у нее на лбу. Понятное дело, температура, организм борется за выживание. Эх, антибиотиков бы сейчас! Но до их изобретения еще столетия, так что придется обходиться тем, что есть…

Под утро Милдрет стало полегче, и я в слегка приподнятом настроении направилась на кухню. День прошел в обычной суете, а вечерняя перевязка меня порадовала. Крови на салфетке почти не было, да и температура у Милдрет вроде слегка спала. Крепкие все-таки люди в этом Средневековье, где нормально родиться и вырасти – это не норма, а большая удача. Думаю, с таким ранением человек моего времени как минимум неделю валялся бы пластом, а хозяйка таверны уже попыталась встать, что, конечно, мною было решительно пресечено. Я и сама не думала, что умею так орать!

– Ты что, решила все мои усилия засунуть коту под хвост?! – верещала я.

– Так хлеб же надо печь, мясо на фарш крутить…

– Думаешь, я с поварешкой и мясорубкой не справлюсь? Мне твоя жизнь дороже всех этих прожорливых лондонских мужланов! Лежи и не вздумай вставать, пока рана не зарастет!

Милдрет вздохнула – и повиновалась. Потом вздохнула еще раз, посмотрела на меня, улыбнулась и спросила:

– А яблочный пирог есть? Что-то захотелось нашего, горячего, поджаристого.

– Сейчас принесу, – улыбнулась я.

Неделю я не разрешала Милдрет вставать – боялась, что рана откроется. Она, конечно, и стеснялась, и ворчала, когда я занималась ее гигиеническими процедурами:

– Вот, валяюсь, как бабка старая, а ты из-под меня дерьмо выгребаешь. Ну куда ж это годится? Может, я уже сама до заднего двора дойду?

– Нет, – решительно пресекала я ее самодеятельность. – Нельзя! Как увижу, что опасности нет, так и пойдешь.

– Как я с тобой рассчитываться-то буду? – всхлипывала Милдрет, вытирая слезы умиления. – За родными сестрами так не ухаживают, как ты за мной.

– Считай, что я твоя младшая сестра, – как-то ухмыльнулась я.

И тут же пожалела, что это ляпнула.

– Дай-ка мне твой нож, который всегда с собой носишь, – попросила Милдрет. – И свою ладонь.

Признаться, я слегка перепугалась. Но ослушаться не посмела. И руку не отдернула, когда кончик ножа кольнул меня в основание большого пальца, откуда немедленно выступила капля крови. То же самое Милдрет довольно ловко проделала со своей рукой, после чего накрепко сплела мои пальцы со своими.

– Вот теперь мы точно самые настоящие кровные сестры, – проговорила она очень серьезно. – Такое названое родство у нас считается крепче того, что ниспослано небесами, ибо это не случайный выбор, а добровольный. Все, теперь иди. Что-то расчувствовалась я, и оттого в сон меня клонить начало.

Я ушла.

«Вином» простерилизовала ранку на руке, наложила повязку.

Всхлипнула.

Тоже расчувствовалась, ибо в своей среде привыкла жить по принципу «человек человеку волк, добра не помнящий». Похоже, в этом жестоком, но простом мире некоторые люди еще не забыли, что такое добро…