Книга Хозяйка старой пасеки 3, страница 36 – Наталья Шнейдер

— Не стоит, — улыбнулся он. — Чем вы намерены занять вечер?

— Здоровым сном. И вам от души советую поступить точно так же. Сегодня у всех был трудный день.

— Благодарю за заботу. Но перед тем, как мы разойдемся по своим комнатам — хотите изучить протокол осмотра тела?

Я вздохнула.

— Там есть что-то заслуживающее внимания?

Продираться через врачебный почерк и заковыристые термины не хотелось совершенно. Но вместо ответа Стрельцов собрал со стола бумаги и всунул их мне в руки.

Впрочем, почему «вместо»? Вполне себе очевидный ответ.

Почерк у Ивана Михайловича оказался вполне разборчивым — совсем не такой, как у врачей нашего времени. И формулировки не походили на канцелярско-протокольные. «При первоначальном осмотре тела покойного Савелия Никитича Кузьмина, мужеска пола, обнаружено…»

Дальше шло подробнейшее описание позы тела и положения конечностей, лежащих рядом предметов (злополучной колоды), со следами крови и прилипшими волосами, одежды и ее состояния вплоть до целости всех пуговиц и пыли на обуви, хотя мне всегда казалось, что такие вещи — дело Стрельцова.

«На затылке рана овальной формы с истечением крови и мозгового вещества…»

Следует ли мне скривиться, как это сделала бы любая приличная барышня на моем месте? Не стоит. Актриса я отвратительная, да и в приличные барышни не гожусь.

«При повторном осмотре обнаружены отломки затылочной кости, вдавленные в вещество мозга с размозжением оного и повреждением оболочек мозга, что и послужило причиной смерти».

Я еще раз перечитала описание. В самом деле, очень неудачно свалился: костные отломки разорвали твердую мозговую оболочку как раз в месте слияния сосудов, собирающих кровь от мозга. Такие повреждения несовместимы с жизнью.

«По обе стороны от грудины следы заживающих ожогов…» Хорошо я его приложила, даже стыдно немного.

А это еще что?

«На груди и левом надплечье повязка, пропитанная сукровицей и гноем. После удаления повязки обнаружена сквозная рана, проходящая через переднюю грудную мышцу в подмышечную впадину и далее сквозь широчайшую мышцу спины…»

И было очевидно, откуда взялась рана. Вот ведь повезло гаденышу! Под мышкой проходит крупный сосудисто-нервный пучок, попади пуля чуть иначе — и никуда бы Савелий не убежал. Правда, допрашивать бы снова было некого, однако Марья Алексеевна сейчас спала бы с целыми ребрами, а остальные не получили бы впечатлений, без которых прекрасно можно обойтись.

Хотя Варенька, наверное, с последней фразой бы не согласилась.

Я подняла голову. Зачем-то подровняла стопку бумаги, прогладила пальцем края — не выбивается ли где-то листок — прежде чем опустить на стол.

— Почему сейчас?

— Не понимаю вас.

— Перестаньте, Кирилл Аркадьевич. Все вы понимаете. Я не пыталась притвориться, что свежа как роза, бодра и готова разбираться с делами, пока они не закончатся. Очевидно, что я закончусь куда раньше дел.

Он повел рукой, словно собирался меня перебить, но я не остановилась.

— Не надо рассказывать мне, будто я прекрасно выгляжу и справлюсь со всем. Я не настолько дура, чтобы в это поверить. Я спросила, может ли дело подождать до утра. Вы вручили мне протокол, давая понять, что до утра дело не подождет. Однако я не вижу здесь ничего, что не могла бы узнать утром. Савелий мертв, это уже точно не изменится. Почему сейчас? Особенно если учесть, что и вам не помешал бы отдых?