Книга Харчевня «Три таракана» история выживания на гномьем торжище, страница 149 – Юлия Арниева

Я лежала, уставившись в потолок, изучая знакомые балки с их сучками и трещинами. Сколько дней я просыпалась под этим потолком? Сколько ночей засыпала, слушая, как ветер свистит в щели между досками? Эта комната знала мои страхи и радости, слезы и смех. Здесь я умерла как Мей и возродилась как… кто? Мей-Екатерина? Техномаг? Просто женщина, пытающаяся найти свое место в чужом мире?

Звук шагов на лестнице прервал размышления. Легкие, быстрые — Тара. Дверь приоткрылась, и в щель просунулась темноволосая голова с растрепанными косичками.

— Ты не спишь? — орчанка скользнула в комнату, неся поднос с дымящейся кружкой. — Думала, придется будить.

— Не спалось, — я села, принимая чай. Травяной, с мятой и чем-то еще, успокаивающим. — Думала.

— О харчевне? — Тара устроилась на краю кровати, подтянув колени к груди. Поза была по-детски открытой, уязвимой. Она тоже переживала. — Я тоже. Всю ночь ворочалась. Странно. Я же странница. Привыкла кочевать. А тут… — она обвела рукой комнату, — привязалась. К этим стенам, этим скрипучим половицам. К запаху твоей проклятой печки с ее капризными вентилями.

Я рассмеялась, и смех получился влажным.

— Я тоже. Никогда не думала, что харчевня с тремя тараканами на вывеске станет для меня домом. Настоящим домом. Не тем, где я родилась. А домом, который выбрала сама.

Тара протянула руку и сжала мою ладонь.

— Мы вернемся, — сказала она с убежденностью воина, дающего клятву. — Когда-нибудь. Может, не насовсем. Но вернемся. Постоим на этой площади, поднимемся по этой лестнице, разбудим твоих железных друзей. Это не прощание навсегда, Мей. Это только… пауза.

— Пауза, — повторила я, цепляясь за это слово как за спасательный круг. — Да. Пауза.

Мы сидели молча несколько минут, допивая чай, слушая, как дом просыпается. Внизу загремела посуда — Лукас, видимо, уже встал и суетился на кухне. Мальчик был взволнован предстоящим путешествием. Для него это было приключением, возможностью увидеть столицу, о которой он столько читал в книгах. Он не понимал, как тяжело покидать дом. Еще не понимал.

— Нам пора, — Тара поднялась, протягивая руку. — Сорен сказал, караван будет готов к полудню. Нужно все упаковать, проверить, закрыть дом.

Я кивнула, допила остатки чая и встала. Две недели отдыха сделали свое дело: тело окрепло, слабость ушла, боли почти не осталось. Только иногда, когда я слишком резко поворачивалась или поднимала что-то тяжелое, в мышцах вспыхивала тупая ломота, напоминая о пережитом. И серебристые узоры на груди, конечно. Они не исчезли, как и предупреждал Торбар. Остались навсегда — тонкие, изящные линии, расходящиеся от сердца. Цена, которую я заплатила. Метка, которую понесу до конца дней.

Одевшись в дорожную одежду — прочные штаны, теплую рубашку, кожаный жилет, — я спустилась на кухню.

Лукас стоял у печи, пытаясь разжечь огонь. Его маленькие руки неуклюже орудовали кремнем и трутом, искры летели, но дрова не загорались. Лицо мальчика было сосредоточенным, язык высунут от усердия.

— Доброе утро, — я подошла, положила руку ему на плечо.

— Доброе, — он обернулся, и улыбка осветила лицо. — Я хотел разжечь печку. Чтобы ты проснулась в тепле. Но не получается. Дрова какие-то мокрые.

— Они не мокрые, — я присела рядом, взяла кремень из его рук. — Просто нужна правильная техника. Смотри.