Книга Харчевня «Три таракана» история выживания на гномьем торжище, страница 45 – Юлия Арниева

С механическими помощниками работа пошла как по маслу. День Большого Торга продолжался. И теперь у меня была союзница, которая знала мою тайну и готова была ее хранить.

Когда за последним, шатающимся от эля гномом, наконец, закрылась дверь, в харчевне воцарилась оглушительная, почти физически ощутимая тишина. Шум и гвалт Большого Торга, гудевшие в стенах с самого рассвета, схлынули так же внезапно, как и начались, оставив после себя лишь низкий гул в ушах и звенящую, вязкую пустоту. Мы с Тарой стояли посреди зала, который теперь напоминал поле после ожесточенной битвы. На столах и под ними — горы грязной посуды, остатки еды, пустые кружки. Пол был липким от пролитого пива и усыпан крошками. Воздух был тяжелым, пропитанным запахами пота, дыма, жареного мяса и усталости.

Я чувствовала, как мелко дрожат от перенапряжения икроножные мышцы, как ноет каждый позвонок. Физическая боль была почти приятной, она отвлекала от того ледяного напряжения, что все еще сковывало грудь после визита инспектора. Мы выстояли. Вопреки всему, мы выиграли этот раунд.

Тара медленно, как хищник, осматривающий свою территорию, обвела взглядом погром. Ее лицо было непроницаемым, но я видела, как ходят желваки на скулах. Наконец, ее взгляд остановился на двери, ведущей в кухню. Там, за этой простой деревянной преградой, продолжали свою тихую, размеренную работу мои механические помощники. Теперь это был и ее секрет тоже.

— Они… все еще работают? — голос Тары был хриплым.

Я молча кивнула.

— Они не устают.

Не сговариваясь, мы прошли на кухню. Картина, представшая перед нами, была донельзя сюрреалистичной. Среди хаоса и беспорядка, оставшегося после нашей лихорадочной готовки — рассыпанная мука, овощные очистки, грязные тряпки, — три механизма методично наводили идеальный порядок. «Паучок-Мойщик» с деловитым, умиротворяющим скрипом отмывал последнюю гору тарелок в тазу, его хрустальный глаз удовлетворенно поблескивал в свете догорающей печи. «Жук-Крошитель», которого я наскоро приспособила для сбора крупных отходов со стола, аккуратно сгребал объедки в специальный медный контейнер своими дисковыми ножами. А «Ветошкин», маленький уборщик на трех ножках, которого я активировала после ухода инспектора, семенил по каменному полу, собирая крошки и мусор в свой совок.

Тара застыла на пороге, наблюдая за этим безмолвным, слаженным танцем. На ее лице не было страха, только безграничное, почти детское изумление, смешанное с профессиональным интересом воина, оценивающего слаженность действий незнакомого отряда. Она медленно подошла к «Жуку» и осторожно, кончиком пальца, коснулась его холодной бронзовой спинки. Механизм на мгновение замер, его внутренние шестеренки издали едва слышный щелчок, а затем он продолжил работу, издав тихое, мурлыкающее жужжание, словно довольный кот, которого погладили.

— Он… живой, — прошептала Тара, отдергивая руку, словно обжегшись.

— Не совсем, — ответила я, подходя к «Толстяку Блину» и кладя ладонь на его все еще теплый чугунный бок. — Они как будто… отражение. Продолжение моей воли. Они делают то, что я хочу, но у каждого свой характер. Отец писал, что вложил в них частичку души.

— Твой отец был великим мастером, — сказала Тара с благоговением, переставшим быть просто фигурой речи. Теперь она видела доказательства. — Создать такое… это не просто ремесло. Это искусство. Или безумие.