Книга Светоч Йотунхейма, страница 14 – Елизавета Дворецкая

Тюррни, уже не раз приезжавшая к измученным роженицам – ведь за ней посылали не сразу, а лишь убедившись, что без умелой помощи не обойтись, – немедленно принялась ее осматривать. Она боялась, что ребенок уже мертв, но тут же убедилась, что он жив – гораздо живее своей матери! Ощутив, что кто-то пришел, несчастная открыла глаза.

– Здесь есть еще кто-нибудь? – закричала Тюррни, окидывая взглядом пустой дом; он казался весьма обширен, свет очага не доставал до стен и углов. – Нужно вскипятить воду, заварить трав!

Никто не отозвался, но огонь вдруг вспыхнул ярко, взвился чуть ли не до кровли, а на перекладине появился черный котел. Рядом с Тюррни сам собой очутился горшок, и она, не задаваясь вопросом, кто прислуживает, высыпала в него сушеные травы из мешочка.

– Ты – Тюррни, да? – слабо прошептала роженица. – Жена… Си… Сигурда Оленя?

– Да, да. Все будет хорошо, я помогу тебе. Главное, что ребенок жив.

– Ты… красивая… – пробормотала та, с усилием держа глаза открытыми и вглядываясь в повитуху.

– Да, да! – отозвалась Тюррни, почти не вслушиваясь и отмечая лишь, что женщина не говорит ничего важного.

Какое может быть дело этой несчастной до красоты Тюррни? Бросив взгляд на лицо роженицы, молодая королева отметила, что та, должно быть, тоже когда-то была хороша собой: черты лица правильные, тонкие. Но кожа ее была серовато-бурой, цвета камня, вокруг глаз и рта виднелись морщины, разметавшиеся по подушке волосы были почти седыми – и при всем при этом было ясно, что это вовсе не старуха, а женщина достаточно молодая, чтобы рожать. Впрочем, чему тут удивляться? Тюррни хорошо понимала, что ее привели – точнее даже принесли – к жене йотуна, и для троллихи та обладает просто удивительным сходство с человеком!

– Я… не могу родить, не смогу, если мне не поможет человек, обычная женщина человеческого рода, – снова забормотала та. – Я не тролль, нет! Я человек, я родилась человеком, поэтому мне должна помочь женщина! Помоги, не дай мне умереть… хотя лучше бы мне умереть, чем дать жизнь сыну йотуна…

Тюррни подумала, что ее собеседница во многом права. Но она несла обязанность помогать всякой роженице, кто бы та ни была.

Она никого рядом не видела, но все делалось само собой: кипяток из котла налился в горшок с травами, потом кто-то процедил отвар и поднес в глиняной чаше. Чистые полотенца оказывались под рукой в тот миг, когда были нужны; чьи-то невидимые руки делали всю работу, будто вокруг было еще три-четыре… существа.

И вот наконец в руках Тюррни очутился младенец – мальчик, такой крупный и тяжелый, что ей казалось, она держит камень. При помощи тех же невидимых помощников она обмыла его и перепеленала, стараясь не смотреть на маленький хвостик, которым кончался его позвоночник. Во рту орущего младенца было полно острых зубов, и он не раз пытался тяпнуть повитуху за палец. Кожа его была такой же серо-бурой, как у матери.

– Дай его мне! – раздался вдруг рядом уже знакомый голос, низкий, но очень ясный.

Тюррни вздрогнула: она не заметила, чтобы кто-то входил в дом. Она обернулась и вздрогнула еще раз.

Мужчина за ее левым плечом был не выше ростом, чем она сама, но казался огромным, как гора. В нем ясно угадывалась некая внутренняя глубина и огромность. Лицом он был далеко не так хорош, как жена: низкий скошенный лоб, пересеченный глубокими продольными морщинами, приплюснутый нос с широкими крыльями, совершенно лысый череп, торчащие уши и бурая кожа. Никакой бороды, подбородок мал, зато брови выступают валиками и нависают над глазами, полностью затеняя их: это были не глаза, а две глубокие впадины между скулами и бровями, налитые черной тенью. Большая голова сидела на короткой шее и была немного наклонена вперед, длинные руки находились в таком положении, будто норовили что-то схватить. Коренастое приземистое сложение делало хозяина похожим на живой валун.