Книга Светоч Йотунхейма, страница 19 – Елизавета Дворецкая

– Нет! – Эйстейн даже попытался уцепиться за гладкий камень, будто ждал, что его потянут силой, но сообразил, что камень и есть ворота в то темное жилье, и отпрянул. – Я должен скорее вернуться, чтобы никто не заподозрил…

– Жаль. Тебе любопытно было бы взглянуть на тот дом, в котором будет жить твоя дочь, когда станет моей женой. Ты ведь согласен на мое условие, раз пришел сюда?

Эйстейн помолчал. Он и правда собирался принять условие, но не знал тогда, что к его дочери сватается ее же двоюродный брат! Но от троллей чего уж ожидать – и он ничуть не удивился, что житель камня желает взять в жены родственницу.

– Да, – наконец произнес Эйстейн. – Я согласен. Я даю согласие на то, чтобы моя единственная дочь Элдрид стала твоей женой. Но при двух условиях: свадьба состоится не раньше, чем будут получены верные вести о смерти Харальда сына Хальвдана, и ты сам позаботься забрать свою невесту. О моем согласии никто не должен знать.

– Хорошо. – Фьёр кивнул. – Моя мать, будучи королевского рода, желала, чтобы я взял в жены непременно дочь конунга. Твою или Сигурда – не думаю, что одна хоть в чем-то уступает другой. Мой отец полагал, что я еще слишком юн для брака…

Эйстейн невольно хмыкнул: отродью камней на вид было не меньше двадцати лет, а хитроватое выражение далало его еще старше.

– Ведь наш народ живет долго, медленно взрослеет и медленно, очень медленно старится, – окончил Фьёр. – Мерило времени – перемены, которые оно приносит живому или неживому. Йотуны – устойчивый народ, и время для нас течет медленно. Но я, имея половину человеческой крови, вырос быстрее, чем положено мужу из рода Форн-Йотуна, и мать убедила отца, что мое время пришло. Так прощай, родич. Когда к тебе придут вести о смерти Харальда сына Хальвдана, знай, что вскоре наше родство будет скреплено новым браком.

И он исчез. Наверное, вошел в скалу, и стало вдруг легко дышать, будто тяжелый камень скатился с груди. Чувствуя, как дрожат ноги, Эйстейн невольно прислонился к валуну, но тут же опомнился, что ведь может и провалиться внутрь, – и отпрянул.

Старая, сгорбленная женщина, опиравшаяся на толстый посох, вышла на поляну и огляделась. Лицо ее было покрыто морщинами, из-под покрывала виднелись седые волосы, но глаза были удивительно зорки: она не щурилась и легко схватывала взглядом каждую мелочь.

– Не прячься, – спокойно и дружелюбно сказала она. – Ты здесь, я знаю.

– Ты знаешь слишком много, – отозвался шелестящий голос, похожий на шум ветра в ветвях. – Но не помню, чтобы кому-нибудь твои знания приносили пользу.

Стало видно, что на поляне старуха не одна: под елью, плотно прижавшись спиной к стволу, стояла женщина средних лет – с седыми волосами, достигающими земли, с серой, будто камень, кожей. Если бы не этот цвет и не морщины, она была бы весьма хороша собой, разве что слишком худощава: руки тонкие, будто ветки, с выступающими косточками запястья, щеки впалые, нос заострился. На ней было платье из багряного шелка с золотой каймой, пригодное хоть для греческой царицы, но потертое, поношенное, с грязноватым подолом. На шее, на груди, на руках женщины блестели многочисленные украшения из червонного золота, с красными самоцветами, но от них ее серое лицо казалось еще более мертвенным.