Книга Адептка второго плана, страница 15 – Надежда Мамаева

К слову, почему именно ими? Нет чтобы я попала в любимый детектив, где поезд, флер начала прошлого века, куча подозреваемых и одно убийство. Я бы его распутала на раз, герои бреда прониклись бы моей гениальностью, а я ощутила собственное величие.

А здесь-то что делать? Ответ напрашивался один: быть послушной дочерью, чтобы от меня побыстрее отстали и дали как следует дремануть и вернуться в реальность.

В общем, у меня, когда мы подошли к карете, что стояла у ворот академии, даже появился план. Жаль только, что основывался он на импровизации.

Экипаж с гербом – двумя бурундуками, державшими один орех, – ждал у входа. Лошади нетерпеливо перебирали копытами, а кучер, не глядя в мою сторону, держал дверцу открытой. Я уже поставила ногу на подножку, когда за спиной раздался голос отца:

– Посмотри последний раз на свою академию, мелкая паршивка. Больше ты ее не увидишь. Опозорила отца! Сбежала! И что в итоге? Случившееся будет тебе уроком. Нечего девкам подолами перед чародеями вертеть. Бабское дело не зелья магические варить, а супы! Ишь, алхимиком она стать захотела!

Слова, конечно, не клинки, дыры в спине не сделают, но ранить могут больно. И хотя это было все не по-настоящему, и отец-то не мой, а вымышленный. Но это задело.

Я обернулась, чтобы посмотреть. Но не на стяги и шпили, что пронзали небо, не на мощеные дорожки, резные ворота и учебные корпуса. Нет. Я хотела взглянуть в глаза тому, кто так жаждал отомстить. Причем сделать это быстро, побольнее и с размахом. И ладно бы врагу. Собственной дочери!

Я посмотрела в лицо отца, на котором масляным пятном на луже расплылось чувство превосходства. В этот миг мне стало абсолютно плевать, что все вокруг – вымышленное. Злость-то у меня была настоящая. И она клокотала внутри меня, обжигала, я кипела и… крышечку сорвало. А папочку – ошпарило.

– Не стоит пытаться умыть того, кто сел в лужу. Велика вероятность самому оказаться по уши в грязи, – произнесла, глядя прямо в глаза барону и обещая без слов, что не только погружу его в болото, но если что – и притоплю.

Видимо, я была очень свирепа. И папенька отступил. Правда, чтобы не терять лица, проворчал сквозь стиснутые зубы:

– Ты мне еще тут поговори. Дара лишилась, а с ним и последнего почтения? – Мне показалось, что в вопросе просквозила некоторая неуверенность. Словно папенька опасался. Меня или того, что я вдруг что-то еще могу намагичить? А вот жены своей он ничуть не боялся. Скорее, наоборот. И, желая выместить злость на той, кто не сможет ответить, обвиняюще выплюнул: – Это все твое воспитание.

Баронесса лишь втянула голову в плечи, не пытаясь перечить. А я, глядя на вымышленных родителей и сравнивая их с моей настоящей семьей, вдруг поняла: семья может быть как анестезией, так и эвтаназией, в зависимости от того, находишь ты в ней поддержку и сострадание или диктатуру и издевки.

Мне же, похоже, выпал шикарный шанс доказать, что если я хочу выжить и вернуться, то никакая «помощь» родственничков мне не сможет помешать.

Меж тем баронесса, судорожно сглотнув, мышкой юркнула в карету, и я решила последовать ее примеру. Обивка скамьи была холодной и шершавой под пальцами, внутри экипажа царил полумрак и зябкая сырость. Так что я поневоле закуталась в колючий плащ.

Отец сел последним, и карета тут же тронулась с места. За окном замелькали желтые листья, высоко в небе о чем-то протяжно кричали журавли. Отец тоже кричал. Теперь, без свидетелей, дав волю своей злости по полной.