Книга Похищение Цирцеи, страница 104 – Лив Стоун

Персефона тоже выглядит взъерошенно. Не только мы миловались.

– Танатос сообщил, что внизу происходил тиаз! В купальнях! – неистовствует царь Преисподней.

Неужели он сравнил наши переплетенные тела с развратной вечеринкой Диониса?

– «Тиаз», – усмехается Гермес. – Мы были вдвоем! Ну, может быть, Цирцея думала, что меня много. У моих партнеров может сложиться обо мне такое впечатление. Но, насколько мне известно, я удовлетворил только одну женщину.

Я краснею, бормоча что-то вроде: «Пожалуйста, замолчи».

Аид подходит вплотную к Гермесу и указывает на меня пальцем.

– Она мертва! – напоминает он так громко, что его голос эхом разносится по всему залу.

Я бледнею. Черт возьми, да, я мертва. И Гермес подарил мне самые чудесные мгновения во время отсрочки, но это не меняет главного: я мертва. За эти несколько беззаботных дней я забыла об этой детали.

– Не для меня, – отвечает Гермес после короткого молчания.

Выражение его лица меняется. От беззаботности он перешел к непоколебимой решимости. Одна часть меня хочет верить в это так же сильно, как и он, другая понимает, насколько это безумно.

– Аид, пожалуйста, уже поздно, – напоминает Персефона.

– Гермес знает закон лучше, чем кто-либо, – отвечает он, не понижая голоса. – Отношения между живыми и мертвыми запрещены!

До этого момента царь Подземного мира вступал в словесные баталии по привычке, но я не ожидала увидеть его сейчас в такой ярости. Я покрываюсь холодным потом. Бросаю взгляд на Танатоса, который отводит глаза. Делаю шаг, чтобы взять слово.

– Тогда почему ты считаешь, что решение передать меня Танатосу, на целых сто лет, было правильным? Это хорошо для установления между нами связи? – спрашиваю я, растерянная.

Аид начинает тихо ворчать, Персефона берет инициативу.

– Эта идея пришла мне в голову несколько веков назад. Компромисс между божествами Подземного мира и тенями, которых тянет друг к другу. Судьи могут предложить это ограниченное по времени решение. Поскольку деторождение невозможно, последствий не будет. У тени есть выбор: переродиться или выбрать Элизий. Раз Минос предложил такой приговор, значит, тебя привлекает Танатос.

Я отступаю, потеряв дар речи. Я нахожу его соблазнительным и пугающим, но сказать, что он меня привлекает – это уже перебор!

– Приговор приводился в исполнение всего два или три раза, – добавляет Персефона. – Это говорит о том, как редко сочетаются все обстоятельства.

Перевожу пораженный взгляд на Гермеса, надеясь, что он в это не поверит. Я не могу понять выражение его лица.

Он сосредоточивается на Танатосе, который выглядит растроганным и счастливым.

– Это все, что может быть тебе позволено, – продолжает Аид, обращаясь к богу-посланнику. – Ты тоже этого хочешь?

– Нет! Я не хочу провести сто лет с Цирцеей в Преисподней и попрощаться с ней, когда она отправится в Элизий! Я хочу исправить несправедливость ее присутствия здесь. Сами Мойры были в недоумении!

У нас было бы здесь сто лет. На Земле я бы столько не прожила. Но заставить Гермеса жить здесь, в городе, где все его ненавидят… Я не могу ни просить его об этом, ни надеяться, что он на это решиться.

Аид останавливается перед Танатосом.

– Буди город, – решает он. – Пусть приходят все желающие. Я вынесу двойной приговор.

Крылатый бог исчезает.