Книга Семья госпожи Аннари, страница 3 – Юлия Шахрай

Чернышка качает головой:

— Не стоит. Слишком опасно. Не сейчас.

— Но вдруг ей плохо?

— Ты почувствуешь, если ей станет плохо. А сейчас идём.

Она оказывается права. В одну из ночей я вскакиваю от пронзающей боли. Боли невосполнимой потери. Чернышка показывает на свою спину и командует:

— Залазь!

Забираюсь и мы бесшумно мчимся, да так быстро, что приходится зажмуриться. Не знаю, каким образом у неё получается открывать мешающие двери, но мы добираемся до маминой комнаты без остановок. Кошка командует:

— Положи ладонь на замок. Правильно! Вот так, — она прижимается ко мне боком потеснее и продолжает: — Закрой глаза и сосредоточься. Сосредоточься, я сказала! Представь, что из ладони вытягивается крюк и проворачивает запор замка.

Услышав щелчок, открываю глаза. Дверь открылась.

Подбегаю к маминой кровати. Приходится забраться на неё, потому что роста не хватает. Мама выглядит безжизненной. Беру её за руку, но она как будто больше не мамина. Грудь мамы не вздымается и дыхания нет.

Становится невыразимо больно.

Глаза уже начинают наливаться слезами, когда кошка командует:

— Прекрати! Ещё не всё потеряно! Если хочешь её вернуть — соберись! Ты же хочешь её вернуть?

— Да, — киваю я, вытирая выступившие слёзы. Глупо реветь, когда всё ещё можно исправить. — Что мне нужно делать?

— Положи маме руку на лоб и молись Богам. Постарайся передать им, как тебе нужна мама. Как тебе больно без неё.

— Хорошо, — киваю я.

Занимаю место у головы, тогда как кошка прыгает маме на грудь и принимается мурлыкать, отчего мамино тело начинает слегка вибрировать.

— Давай! — командует кошка.

Закрываю глаза и прошу Богов вернуть мне маму. Мысленно кричу о своей боли. О том, как мне страшно… О том, что мне сейчас очень нужна помощь!

Слышу звук глубокого вдоха и тут же распахиваю глаза, с отчаянной надеждой глядя на маму. Она жива! Снова жива!

Обрадоваться мешает страх:

— Это точно всё ещё моя мама?

Кошка спрыгивает с кровати:

— Нельзя вернуть в тело чужую душу. Я же была рядом, так что это точно твоя мама. Она может измениться, но это всё ещё будет твоя мама.

Прижимаюсь к маме и шепчу:

— Спасибо!

— Идём, — торопит кошка. — Нам пора. Ты же не хочешь, чтобы всё было напрасно?

— Не хочу, — качаю головой я.

Пытаюсь сдержать слёзы. На этот раз, слёзы радости. Откуда-то знаю, что ничего плохого больше не случится.

Днём, как обычно, отсиживаюсь в своём убежище, когда кошка внезапно подхватывается с места, настороженно вслушивается, а потом произносит:

— Иди! Я чувствую, что сейчас маме понадобится твоя помощь!

— Куда идти? — мигом вскакиваю я.

— Беги ко входу. Тебе нужно впустить мужчину и отвести его к маме. Ты справишься.

— Прямо так бежать?

— Да. И быстрее!

Бегу до ворот усадьбы так быстро, как только получается. По сторонам не смотрю, но на всякий случай мысленно повторяю: «Меня тут нет! Меня тут нет!» Распахнув ворота, вижу, как подъезжает седой мужчина. Жду, пока он спрыгнет с лошади и заведёт её внутрь, а потом подбегаю к нему и хватаю за рукав:

— Скорее! Маме плохо!

Он мне почему-то верит. Сжимает мою ладошку и бежит за мной. Останавливаемся, только когда добегаем до маминой спальни.

— Мама тут! — показываю я.

Он толкает дверь и входит. Прошмыгиваю следом:

— Мама! Мама!

На злыдню, стоящую у кровати, не обращаю внимания. Всё, что мне нужно — убедиться, что мама действительно жива. Мама смотрит удивлённо, отмахивается от чашки с чем-то злым, которым её пытается напоить злыдня, и та шипит: