Книга Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки, страница 74 – Дарья Мухина

— Отдыхайте, герцогиня, — сказал он. — Лекарь скоро будет. И… берегите себя.

Он вышел, и я выдохнула, чувствуя, как дрожат руки. Кайонел посмотрел на меня, его глаза смягчились.

— Прости, если перегнул, — сказал он. — Но Лайонел доверил мне тебя и детей. Я не мог молчать.

— Спасибо, — ответила я, сжимая его руку. — Но давай без новых бунтов, ладно?

Он хмыкнул, а Даниэль, закончив ритуал, улыбнулся.

— Мам, ты будешь в порядке, — сказал он. — Я сделал, как отец учил.

Адриана и Ники подошли ближе, их лица были полны тревоги, но и решимости.

— Мы с тобой, — сказала Адриана, а Ники кивнул.

Позже, когда лекарь прибыл и подтвердил, что с плодом всё в порядке, я осталась в комнате, окружённая тишиной. Олексион принёс амулет — серебряный, с выгравированной змеёй. Символ Кирсана. Он нашёл его у арены, и я спрятала его, решив показать Лайонелу. Эдрик, его записка советнику, его поведение — всё это крутилось в голове, но сейчас я была слишком слаба, чтобы разбираться.

Ночью магический вестник доставил письмо от Лайонела.

«Катрин, Кирсан клюнул. Я распространил слухи о его магии, и он начал ошибаться. Держи Даниэля и Адриану ближе. Береги малыша. Ты моя сила».

Я сжала письмо, чувствуя, как страх и любовь борются внутри. Кайонел рискнул ради меня, Даниэль спас меня своей магией, король играет в свои игры, а Кирсан где-то в тени.

Я коснулась живота, где рос наш малыш, и посмотрела на звёзды за окном. Король, Кирсан, Эдрик, моя тайна — всё это было как шахматная партия, где я не знала всех ходов. Но с Кайонелом, Лайонелом, Даниэлем, Адрианой и Ники я была не одна. Я была герцогиней Хардшероуна, матерью, женой. И я не сдамся.

За эти два дня я успела устать так, как будто пробыла на ногах две недели, — и всё же странным образом чувствовала себя крепче, чем до нападения. Мир сжалился и позволил нам дышать, но сделал это с ворчанием и косыми взглядами: школа гудела, а я всё время ловила себя на том, что прислушиваюсь — не к шорохам ли тени, не к шепоту ли чужой магии под полом.

Король отбыл утром позавчера. Перед тем как въехать в портал, он коротко кивнул мне — «вы держитесь» — и оставил двоих людей: молчаливого, плечистого капитана и худого, будто выструганного из лозы. «Охранять школу и… вас», — сказал капитан, и у меня внутри сразу поднялась привычная, колючая мысль: ещё одни шпионы. Но следом — не менее честная: да и ладно. Лишние глаза и проверенные мечи сейчас не помешают. Кайонел, разумеется, встретил их без улыбок, но без лишней гордости — помощь стражи ему нужна; не время бодаться за командование, когда дети ходят между классами на цыпочках, глядя на потолок.

Первый день ушёл на то, чтобы собрать рассыпанное. Мы провели обход — я, Мария и Кайонел. Во дворе, где проводили турнир, всё ещё пахло пережжённой пылью, и вдоль каменного борта тянулась накалённая, как нитка от свечи, полоска — тонкий шрам, оставленный чужой магией. Я провела пальцами рядом, не касаясь; подушечки на мгновение заныли — память кожи помнила холодный, вязкий вкус той тени, что просочилась внутрь школы. Никто не пострадал и я повторяла это вслух, тихо, как молитву и как приказ. Никто не пострадал. Дети в полной безопасности. Мы сделали всё правильно. Мы успели.

На площадке перед классами Мария собрала преподавателей — на её плечах тонкая шерстяная шаль сидела так, будто она держит не ткань, а весь дом. Говорила ровно и мягко, убаюкивающим голосом, который я сама любила слушать в те дни, когда всё валится. «Учебный план — по расписанию, — сказала Мария. — Дополнительные занятия по защитным плетениям переводим в утренние часы, пока светлая половина дня. Группы будем делать меньше, но чаще. Для младших — игры на внимание и слух». Её слушали, и я видела, как в глазах учителей, уставших и испуганных, появляется то самое «мы», которое делает школу не местом, а домом. Правда приглашенные маги учителя смотрели на нее высокомерно, но слушали.