Книга Опальная жена. Пекарня на краю севера, страница 200 – Александра Берг

Виктор сделал ещё один шаг, поглощая разделявшее нас пространство. Медленно, словно давая мне время сбежать, хотя мы оба знали, что бежать некуда.

– Я приехал в поместье, но тебя там уже не было, – рука Артейра медленно поднялась, заставив меня замереть, как зверушку, попавшую в капкан.

Я ждала чего угодно: грубого рывка, властного захвата, боли, которая отрезвит и вернёт в реальность. Но его пальцы лишь невесомо, почти благоговейно коснулись моей щеки. Виктор чуть нахмурился, осторожно очертив контур тонкого, ещё свежего пореза от осколка вазы.

– Пришлось обернуться в дракона.

И в тот миг я подумала, что отдала бы всё, чтобы увидеть это.

– Я знал… знал, что ты сюда вернёшься. Дом впустил меня. Кажется, он тоже по тебе соскучился.

И это стало последней каплей.

Не дожидаясь, пока я найду что ответить, Виктор наклонился и накрыл мои губы своими.

Это был не нежный, не робкий поцелуй. Он был требовательным, голодным, почти яростным. Поцелуй, в котором смешалось всё: облегчение, долгое ожидание, накопившееся напряжение и неоспоримое право. Мои руки сами собой легли ему на плечи, пальцы запутались во влажных волосах на затылке. Я отвечала ему так же отчаянно, вкладывая в этот поцелуй всю свою обиду, всю тоску и всю ту запретную, неправильную нежность, в которой боялась признаться даже себе. Мысли улетучились. Остались только стук сердца в ушах, вкус его губ и осознание того, что я дома. По-настоящему дома.

Когда мы оторвались друг от друга, Виктор прижался лбом к моему лбу.

– Я вернулся, – выдохнул он. – За тобой.

И в этот момент я поняла, что проиграла. Или, может быть, впервые в жизни – выиграла.

В этот день мир за пределами дома перестал существовать. Я сознательно отгородилась от него, не покинув спальню даже ради встречи с Терес и Мартом, чтобы сообщить им о своём возвращении. Пусть подождут. Все дела, все тревоги и волнения были отложены на неопределённое «потом».

Мы с Виктором утопали в груде звериных шкур, которые он притащил невесть откуда, создав посреди комнаты наше собственное логово.

Вполголоса, перебирая мои волосы, он рассказывал, как завершилось следствие. Его слова рисовали яркие картины: вот герцог Драммонд, осознавший, что угодил в собственноручно расставленный капкан. Вот его отчаянные, судорожные попытки вырваться, сбежать, подкупить, пригрозить. Загнанная в угол крыса, почуявшая холод стали у горла, становится в разы опаснее и непредсказуемее.

Но моих записанных показаний хватило с лихвой.

Впрочем, упрятать за решётку целого герцога. Виктору, по его словам, пришлось изрядно повозиться. Однако даже у такой влиятельной фигуры, как Драммонд, нашлись свои недоброжелатели.

Слушая Виктора, я ощущала огромное облегчение от того, что вся эта аристократическая грызня осталась так далеко. Это не для меня. Слишком грязно, слишком мерзко, слишком липко.

Когда речь зашла об отце, голос Виктора стал мягче. Что ж, он, как я и предполагала, вернулся в поместье. Вот только его поступок со слугами не прошёл бесследно. Насильственная чистка памяти – это не просто вырванная страница из книги, это грубое вторжение в душу. Все до единого слуги приняли решение покинуть особняк.

Никто не захотел жить и работать рядом с человеком, способным по щелчку пальцев переписать твою личность. Розалинда, к слову, выступила свидетельницей против Драммонда. Герцог ей угрожал, но, судя по всему Виктора, кузина боялась гораздо больше… Ей, можно сказать, повезло. Они с матерью покинули Алькветтерн, обосновавшись в какой-то деревушке – в ссылке.