Книга Кофейные чары Герцогини, страница 24 – Кэлли Рин

Элинор побледнела, как полотно. Давно похороненное воспоминание, о котором она молилась забыть, всплыло с пугающей ясностью. Да, она слышала обрывки разговора. Да, она догадывалась, что её отец замышляет недоброе против семьи герцога. Но она была ребёнком! Она боялась своего властного отца, она надеялась, что её догадки ошибочны…

— Каэлан, я… я не была уверена! Я боялась! — попыталась она объяснить, делая шаг towards него.

— Не подходи ко мне! — он отшатнулся, как от ядовитой змеи. — Всё это время… твоё раскаяние, твоя забота о людях, твоя любовь… это всё была ложь? Чтобы замолить свой грех? Чтобы завоевать моё доверие? Чтобы втереться в мой дом и… и родить наследника? Это был твой план с самого начала?

Его слова ранили больнее любого клинка. Элинор почувствовала, как земля уходит из-под ног.

— Нет! Клянусь всем святым, нет! Я люблю тебя! Я никогда не хотела, чтобы это случилось!

— ВРАНЬЁ! — он швырнул свёрток с документами в камин. Огонь жадно охватил пергамент. — Всё было ложью. Наша любовь. Наше единство. Наш ребёнок… — его взгляд упал на её живот, и в его глазах мелькнуло что-то страшное.

Он резко развернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что с полки слетела та самая фарфоровая чашка. Она разбилась о каменный пол с чистым, звенящим звуком, который прозвучал как приговор.

Элинор осталась стоять одна посреди комнаты, в окружении осколков своего счастья, не в силах сдержать рыданий. Худшие опасения её жизни сбылись. Правда, которую она так боялась открыть, вырвалась наружу и разрушила всё.

Дверь в её покои захлопнулась с таким грохотом, что зазвенели хрустальные подвески люстры. Но ещё громче в ушах Элинор звучали последние слова Каэлана, брошенные через плечо, холодные и острые, как лезвие:

— Никто не входит. Никто не выходит. Ради вашей же безопасности. И безопасности… того, что вы носите под сердцем.

Щелчок тяжёлого замка прозвучал как приговор.

Элинор медленно опустилась на ковёр, не в силах сдержать дрожь. Предательство. Полное, абсолютное, безоговорочное недоверие. Он поверил желчным строчкам старого дневника, а не ей. Он увидел в ней не жертву, не любящую женщину, а сообщницу убийц своей матери. Воздух в комнате стал густым и спёртым, будто в склепе.

Она не знала, сколько просидела так, обхватив колени, пока её тело не начало коченеть от холода. Странного, идущего изнутри холода. Она посмотрела на камин — огонь весело потрескивал. Но тепло от него не доходило до неё. Напротив, её пальцы стали леденеть, а дыхание превратилось в клубы пара. Она с ужасом наблюдала, как причудливые морозные узоры поползли по стёклам окон, по зеркалу в резной раме, по вазе с увядающими цветами.

Её магия, всегда бывшая для неё источником тепла и уюта, отозвалась на душевную боль самым чудовищным образом. Она вывернулась наизнанку, превратившись в свою полную противоположность.

Дверь скрипнула. Элинор вздрогнула, ожидая увидеть Каэлана. Но в проём протиснулась худая, чуть сгорбленная фигура Алрика. Лицо старого мага было серьёзным.

— Дитя моё, — прошезпел он, быстро закрывая за собой дверь. — Что он с тобой сделал?

Он не стал спрашивать, что произошло. Он увидел всё — иней на стёклах, её синие от холода губы, отчаяние в глазах.

— Он… он ненавидит меня, — выдохнула Элинор, и её голос дрожал.