Книга Сердце самой темной чащи, страница 6 – Оксана Заугольная

А Василиса задрала голову и убедилась, что ей не показалось, – небо уже начало светлеть. Серые сумерки постепенно отступали, а ведь она даже не заметила, как отступила ночная тьма! Все из-за ветра и холода, да и дождь еще – куда тут в небо глядеть, тут бы живой остаться!

Василиса приободрилась.

– Сейчас солнце выглянет, высушит, а там можно и домой пойти, авось батюшка уже вернулся, – пробормотала Василиса и снова вздрогнула. Теперь, когда ветер не выл, не скрипели деревья, ее голос показался ей самой слишком громким в притихшем лесу.

Она вернулась на тропку, пробуя босыми ногами подсыхающую землю, чтобы не запачкать подол платья сильнее, чем уже было, и мысленно сетуя на бледного коня. Своими копытами тот совсем разбил тропу, превратив ее в жирную грязевую канаву. И тут Василиса снова услышала топот.

Она поспешно спрыгнула в траву, спряталась за кустами и замерла, не в силах даже почесать ногу, хотя отчетливо чувствовала босой ступней, что приземлилась на муравейник и маленькие злые муравьи уже вовсю ползли по ее ноге, примеряясь, где кожа нежнее, чтобы вцепиться крошечными челюстями.

И снова у всадника вместо головы был череп, гладкий и алый, словно только что пущенная кровь, он поблескивал в лучах преследовавшего его алого солнца. Алый плащ небрежно висел на его плечах, спускаясь на круп алого коня. Даже грива коня горела огнем так, что Василиса прикрыла глаза, словно боясь ослепнуть.

Промчался мимо всадник, будто и не видел Василису. И следом за ним встало солнце. Согрело землю, подсушило платье и косу Василисы, да только идти легче не стало. Заблудилась Василиса в чаще, куда не повернет – места незнакомые, деревья старые, с корявыми стволами, темными еловыми лапами, а куда ногу не поставишь – сладко чавкает сытый влажный мох, трещат мокрые мертвые ветви бурелома.

Тяжело стало идти Василисе, хотела она вернуться на тропу, по которой всадники скакали, да разве найдешь ее в такой темноте! Лес до того густой сделался, что даже кроны стыдливостью перестали отличаться, переплелись плотно, спрятав от Василисы солнце. Дышалось в лесу тяжело, воздух был теплым и тяжелым, ровно пуховое одеяло, но Василиса упрямо шла вперед. Перелезала через подмокший валежник, обходила трясину, перепрыгивала через быстрые ручьи, что шептали что-то под ногами.

За весь день раз только присела, напилась досыта да руками застирала подол платья – пусть мокрый, зато не грязный. И ягод знакомых горсть в рот кинула – вот и вся еда за день! Достала из-за пазухи куколку, полюбовалась ее искусно вылепленным личиком, заглянула в голубые стеклянные глаза да вздохнула. Время ли совета у куколки спросить? Матушка обещала, что кукла поможет, из беды выручит. Да только разве ж это беда? Так, всего лишь очень устала ходить; ноги, искусанные комарами и муравьями, в грязи и холодной воде застуженные, ноют; растрепавшаяся коса в глаза лезет; да живот от голода сводит. Ну так не впервой, не беда это, а так, невзгода.

Последнюю малинку, самую спелую и красивую, Василиса по губам куколки размазала. Некогда ей ждать, когда та сама полакомится. Размазала и пожалела сразу: ротик куколки похож стал на пасть упыря, что крови человеческой вдоволь напился.

Василиса головой завертела, ища, чем бы куколку вытереть, чтобы к ручью не возвращаться, а потом глядь – и не нужно ничего вытирать. Снова чистенькое личико у куклы, аккуратный ротик разве что самую капельку краснее стал.