Книга Сердце самой темной чащи, страница 9 – Оксана Заугольная

Красавец не рассмеялся, даже чуть нахмурился. Свел брови, глянул на нее прямо, и Василиса обомлела. Один глаз его был голубой, а вот другой зеленый, да не как у самой Василисы, а будто кошачий!

– Давно меня добрым молодцом не величали, – медленно произнес он, и сердце Василисы снова понеслось вскачь. Голос красавца был бархатный, словно мамины волосы, словно кошачья шерстка, словно лапа домового. – Ну здравствуй, коли не шутишь, красавица. Зачем так далеко в лес забрела? Заблудилась?

Василиса нахмурилась. С такими красавцами надо держать ухо востро – это ее мама первым-наперво научила.

– Я к Кощею пришла, – буркнула она, потом вспомнила мамины сказки, спохватилась и снова в пояс поклонилась. С нее не убудет, а вдруг красавец этот, волкодлак, превратится и перекусит ее пополам. За грубость. – Меня к нему мачеха прислала. Как пройти – знаешь?

Усмехнулся красавец как-то нехотя, лишь одним уголком губ дернул, а сердце Василисы заныло так, будто он ей целый ворох жарких слов в самое ушко нашептать успел. Пуще прежнего Василиса разозлилась и на себя, и на красавца. Но что теперь делать? В лес сбежать, чтобы назло ему к Кощею не попасть и огня не попросить? Так он и не вспомнит даже, что была здесь такая. Нет уж, пришла к Кощею – с Кощеем и говорить надобно.

– Знаю, – тем временем ответил красавец. – Только безымянным за воротами делать нечего. Как тебя звать, красавица?

– Василиса, – буркнула та, а ответно имя потребовать снова оробела. К тому же красавец уже спешился, птицей слетев с коня, а потом хлопнул вороного по крупу, и тот вдруг рассыпался косточками. Сверху прочих череп лошадиный лег.

Василиса даже испугаться забыла. Только и метались мысли: это конь был мертвым и живым прикидывался или он был живым и за раз мертвым сделался?

– А обратно? – против воли выскочило из ее рта.

Снова дернул уголком рта красавец, а вместе с ним дернулось и сердце Василисы. Щелкнул он пальцами в тяжелых перчатках, и конь снова живой-живехонек рядом с ним стоит, шею лебединую гнет, ноздрями воздух втягивает.

«Такого бы батюшке, он бы…» – подумала Василиса и мыслей своих устыдилась. Потому как батюшка все, что сумел бы с таким конем колдовским сделать, – это продать задорого. И отстроить хоромы. Деревянные, простые. И поселить там мачеху с ее мерзкими дочерями. А потом не заметить даже, что своя родная дочь все так же в клети живет и до терема поднимается только прибраться. Нет, не нужен ее батюшке такой конь.

– Что скажешь, красна девица? – снова красавец шлепнул своего послушного зверя по крупу, и тот вновь рассыпался костями. – О чем думаешь?

– Думаю, что на дворе Кощея собаки могут быть, раз ты коня тут за воротами оставляешь, – не задумываясь ответила Василиса. – Растащат такое чудо по косточке, потом далеко не уедешь. Еще думаю, водятся ли тут волки? Эти тоже могут утянуть пару мослов.

Вот теперь всадник улыбнулся почти по-настоящему – оба уголка губ приподнялись, и только глаза холодными остались, точно ручей студеный.

– Не жадная ты, Василиса, – медленно произнес он. – Себе коня не пожелала. Редкое качество для такой красной девицы.

– Я обычная, – отмахнулась от похвалы Василиса, пристально следя за тем, как уверенно пальцы красавца пробегают по узору на воротах. Третий мизинец, пятый безымянный, обратно, два раза по указательному и снова мизинец. – Просто в доме моего нет ничего после матушкиной смерти, а что было – все со мной. Нечего мне хотеть, некуда сокровища нести, не таю я опасности для Кощея и его сокровищ.