Книга Сердце самой темной чащи, страница 79 – Оксана Заугольная

Что хотел сказать Кощей, Василиса не узнала. Вспомнила она, что до ее путешествия в прошлое было, до девы-лебедя, что глаза ей застила, до смерти Кощеевой. Другой кто-то умер, о ком она уже и думать забыла! Третья служба!

Полились слезы у Василисы градом. Лицо она руками закрыла.

– Белолика! – всхлипнула она. – Сестрицу сводную я по третьей службе сгубила.

Царь только бороду почесал.

– Ну точно моя первая жена, – произнес он наконец. – Та, чтоб царицей стать, двух сестер извела, а чужих девиц и вовсе без счету. Обычное дело при царском дворе. Ее и саму потом отравили, болезную. Ладно хоть двух сыновей родить успела. А отравительница как царицей стала, третьего мне сына родила. Уж она дважды из одного кубка не пила, ела только после повара.

– И что с ней стало? – спросил Кощей, поворачивая к себе Василису и пытаясь в глаза заглянуть. Только Василиса рук от лица не отнимала, продолжая оплакивать Белолику.

– Да я в башне запер, – отмахнулся царь. – Совсем она ополоумела, хотела уж меня и старших царевичей потравить.

– И ты хочешь, чтобы я в такое опасное место Василису отпустил? – спросил Кощей холодно. – У меня на что упыри и ведьмы, а в царском тереме никого не травят, да и в темницу… кроме меня, никого не сажали.

– Ты мне зубы не заговаривай, – разозлился царь. – Прекращай девицу обнимать руками бесстыжими. Дам за нее злата по весу и коня богатырского. Пока царевича не родит, цела она будет, у нас в царстве с этим строго. А там, как знать, может, и привыкнет. Царевичам она тоже люба – не дадут в обиду.

А Василиса, все еще рыдающая по убиенной ею же Белолике, вдруг только-только сообразила, что быть царицей – это не только оставить Кощея, но и жить с царем, целовать его, а не Кощея, позволять ему себя обнимать, снимать парчовое платье…

Василиса спрятала вновь зардевшее лицо на груди Кощея. До платья у них с Кощеем дело не доходило, но от мыслей этих ей становилось жарко, а стоило подумать о царе – холодно.

– Не пойдет Василиса с тобой, – наконец произнес Кощей. – Уезжай, царь. Сразу в объятия не бросилась, значит, не твоя царица.

Царь снова почесал бороду. Василиса крепче прижалась к Кощею и зарыдала еще громче, опасаясь, что ринутся воины, сопровождающие царя, а Кощей опять безоружен, да и теперь Василиса это знала точно: не поднимет руку на тех, кто пошел на него не по своей воле. Если только он не изменился за прошедшие века, и думать об этом тоже было горько.

И не видела Василиса, как развернулись черепа на частоколе внутрь, как загорелись их глаза синим пламенем. Не видела, как за спиной обнимающего ее Кощея выросла молчаливая призрачная армия павших воинов, как явились тени волкодлаков и змей, как над самим теремом закрыл небо и солнце крыльями Змей Горыныч.

– Как же мне быть? – растерялся царь. Дрогнул, но не сбежал: чай он царь, а не мужик простой, чтоб от нечисти и нежити бегать! – Я же за царицей поехал. Как с пустыми руками вернусь?

Уж на что слезы Василисы были горькие, да только дар колдовской язык похлеще отвара горячего обжигал.

Повернулась Василиса, глаза ладонью вытерла да молвила между всхлипами:

– А ты поведай всем, царь, что не за царицей ездил, а за советом мудрым. Негоже царю самому себе невесту искать. Пусть царевичи и богатыри потрудятся да отыщут сад, где молодильные яблоки растут. Тот сад за тридевять земель в тридесятом царстве. И охраняет сад дочь царя, царевна пригожая как день, луноликая как ночь. Пусть твои сыновья и те, кто хочет попытать удачи, отправятся туда, добудут тебе молодильное яблоко и царевну в придачу.