Книга Калифорнийская душа исекайнулась в Украине, страница 8 – Христина Холод

Я смотрела на эту еду. Мой желудок бунтовал. Я – веган! Но голод был невыносимым. Дикий, животный голод. И я сделала это. Я взяла кусок. Мясо было жестким, с странным привкусом, но это была еда. Я ела, стараясь не смотреть на девушку, что лежала в углу и тихо плакала. Fuck my principles. Fuck my life. Fuck everything.

Вдруг из угла послышался тихий, дрожащий голос.

– М-меня зовут Троянда…

Мы обе, я и Мавка, повернули головы. Девушка сидела, закутавшись в кожух. На ее бледном, усталым лице была попытка… улыбки? A fucking SMILE?

– У меня в семье все фермеры, – продолжала она, ее голос становился немного крепче, будто она пыталась себя убедить. – Выращивают пшеницу, овощи… А я… я первая авантюристка! Решила увидеть мир! – Она попыталась посмеяться, но вышел какой-то хриплый, жалкий звук.

Она.

Блядь.

Пытается.

Быть.

Вежливой.

Она пытается завязать разговор, познакомиться, словно мы встретились на какой-то, блядь, вечеринке, а не после того, как мы спалили ее дом, а эта зеленая богиня-психопатка только что поджаривала ее гениталии!

Я посмотрела на ее жалкую, измученную улыбку, на ее глаза, в которых еще тлела искра какой-то наивной надежды, и мне стало физически плохо. Не от мяса. Не от запаха.

Я посмотрела на эту Троянду. Авантюристку, блядь.

И я поняла, что спасши ее от быстрой смерти от меча, я сделала что-то гораздо, гораздо хуже.

Я обрекла ее на ад.

Тишина в землянке стала такой густой, что ее можно было резать ножом. Мавка продолжала молча жевать, глядя на Троянду, как на удивительную насекомое, что вдруг заговорило человеческим языком. Я просто сидела, уставившись в свой недогрызенный кусок мяса, и не знала, куда, блядь, деть свои глаза.

И тут Троянда продолжила.

Ее голос был тихим, надломленным, но она говорила. Она словно рассказывала какую-то буденную историю своей новой подружке.

– Клитор болит… – сказала она просто, без жалобы, словно констатируя факт, как "сегодня облачно" или "вода мокрая". – И… да. И все мои друзья вчера умерли.

Она сказала это, и снова попыталась улыбнуться. Эта улыбка была самой ужасной вещью, которую я видела. Хуже огнеметов, хуже черепов, хуже расправы Мавки. Это была улыбка человека, который только что прошел сквозь ад и сейчас пытается сделать вид, что все в порядке, потому что так принято. Потому что надо быть вежливой. Потому что может, если она будет "милой", ее больше не будут пытать.

Fucking hell. Я почувствовала, как волосы на моей голове начинают шевелиться. Эта девушка – это воплощение всего того фальшивого, пластикового мира, из которого я сбегала. Только там это было лицемерие ради одобрения в инстаграме. А тут… тут это лицемерие ради выживания.

Мавка перестала жевать. Она отложила кость и склонила голову набок. В ее зеленых глазах появился проблеск настоящего, научного интереса. Не извращенного, а именно исследовательского.

А Троянда продолжала, словно разгоняя сама себя, заполняя ужасную тишину своим дрожащим голосом.

– Но! – сказала она почти бодро. – Мои родственники! Они живы! Да, мои родители, брат, сестра! Они живут далеко, в другой стране! У нас большая ферма! Мы выращиваем лучшие в мире помидоры! Так что… не все! Не всех, кого я знаю, вы убили! Это же хорошо, правда?

Она закончила свою речь и с надеждой посмотрела на нас. Сначала на меня. Потом на Мавку. Она ждала ответа. Она ждала, что мы тоже скажем: "О, да! Это замечательно, что твои родители-фермеры живы! Какая облегчение!".