Книга Дом пепла, страница 51 – Мэй

Тогда Мэтта в очередной раз начал задирать Паркер. И заявил:

– Даже твой брат тебя не любит!

А его собственный брат Кристофер отправился в ту же семинарию еще раньше… но Мэтта задели эти слова. Очень сильно.

Он после этого с истинно юношеским максимализмом и упрямством настоящего Эша решил, что ему нечего терять и можно пуститься во все тяжкие. Раз его никто не любит, он теперь тоже сам по себе.

В комнате послышался шум, и Мэтт почти против воли пошел туда. Это ведь не могут быть змеи? Он же выпил чай! Что-то другое. Может, забыл закрыть окно, и это ветер.

Зайдя в комнату, Мэтт ощутил, как закружилась голова, как мир закачался, а реальность трескалась и крошилась. Потому что среди рисунков на столе ползали змеи, диван занимали гибкие, постоянно двигающиеся тела. С подоконника шипело месиво маленьких тел.

Обернувшись, Мэтт хотел сбежать, хотя вряд ли понимал, куда именно. Дверной косяк облепили змеи, которые совершенно точно не могли там держаться, и Мэтт со сдавленным воплем рухнул на пол, неуклюже отползая.

Комната как будто потемнела, хотя за окном бушевал разгар дня. Постоянно двигающиеся тела освещались разноцветными отсветами, которые быстро менялись: красный, синий, красный, синий.

Как в тот день в квартире какого-то приятеля, имени которого Мэтт уже и не помнил. Полицейские мигалки за окном, когда к ним ворвались и задержали по обвинению в краже. Их тогда увезли в участок, а Мэтт был достаточно пьян, чтобы не понять, что происходит.

Ему было всего-то лет пятнадцать, поэтому сразу вызвали родителей. Отец приехал с Даниэлем и Амалией, которая тут же взяла полицейских в оборот. Отец отвез домой, и на пороге своей комнаты Мэтт мялся, не зная, как объяснить Даниэлю, что ни в какой краже он не участвовал. Он протрезвел настолько, что ему стало стыдно.

Даниэль не захотел говорить.

– Я очень устал, Мэтт. Я хочу спать.

Стрелки часов тогда показывали глубоко за полночь. А на следующий день Даниэль вернулся в семинарию. Правда, после этого быстро ее бросил, а Мэтт так и не объяснил, что ни в чем таком замешан не был. По крайней мере, в тот раз.

Даже твой брат тебя не любит.

Мэтт сжался в клубок на полу, слыша постоянное шипение, чувствуя, как змеи заползают на его ноги, находят дырочку, где джинсы выбились из ботинок, ныряют в штанину, гладко касаясь кожи.

Может, они поглотят его. Живое шевелящееся гнездо змей поверх еще теплого тела.

– Мэтт! Срань господня…

Голос казался реальным, а ругался так только брат, но Мэтт зажмурился, не желая видеть очередные глюки. Если на его глазах Даниэль потечет и оплавится, как те туристы, он этого не выдержит.

– Abi! Relinque eum solum^[5].

Латинский убедил Мэтта, что это не видение. Он не понял ни слова, и вряд ли призраки или что-то другое стали бы говорить на латыни. Шелест исчез, дышать стало как будто легче. Мэтт осмелился открыть глаза и поднять голову.

В дверях правда стоял Даниэль. В аккуратной белой рубашке и брюках, которые он носил на официальные приемы. Его поза казалась спокойной, руки опущены, но при этом в нем ощущалась сила. Мощь, которая способна прогнать любую грозу, воля – и смелость, чтобы их использовать.

Даниэль не боялся быть сильным.

Он пришел.

Когда всё стихло, а Мэтт поднял голову, Даниэль тут же опустился рядом с ним. Комнату снова наполнял солнечный свет, на рукаве Дана виднелась капелька крови, как будто рана от последнего обряда с лоа снова открылась. Он не обращал на это внимания и мягко обнял Мэтта.