Книга Дом пепла, страница 59 – Мэй

– Я хочу есть, – отрезал Даниэль. – Поэтому помоги мне или заткнись.

– Позавтракаем на веранде. У меня остался картофельный салат. А для обеда я, так уж и быть, уступлю тебе кухню.

– Ты всё равно терпеть не можешь готовить.

Айвори снова тихонько рассмеялся, но смех перешел в булькающий кашель. Мэтт хотел помочь с тарелками, но Айвори махнул рукой:

– Подготовь веранду.

Ощущение было таким, будто Мэтта выпроваживали, он почувствовал себя почти что уязвленным, но вышел, не очень понимая, что тут можно подготовить.

Переставив несколько раз стулья вокруг старого деревянного стола, Мэтт наконец-то уселся, тихонько попивая из бутылки. Он смотрел на заболоченную воду, из которой торчали кипарисы, и думал, что здесь по-своему уютно. Да, уединенно, зато можно творить какие угодно ритуалы, и никто не узнает.

Покачивающиеся консервные банки не внушали оптимизма. И статуя Девы Марии. Поколебавшись, Мэтт всё-таки подошел к ней. Она стояла в дальней части веранды между хламом, сложенным тут наверняка с начала времен.

Обычная статуя то ли из дерева, то ли из гипса, Мэтт не особо разбирался. И мог предположить, что это именно Мария. Как ни странно, мать ее не очень любила, поэтому дома у них висели одни кресты.

Статуя доходила Мэтту до груди, краска давно поблекла, осталась невнятными желтоватыми разводами. Лицо сильно облупилось, а что в руках, Мэтт понять не мог. И в то же время проступавшие черты представлялись мягкими, а сама статуя – удивительно подходящей вязкой духоте и шуму насекомых.

Местная вера казалась Мэтту именно такой: выросшей из перегноя болотных кипарисов, закутанной в сутану и с лицом-черепом маман Бриджит.

Дверь на веранду открылась, и в духоту вынырнул Даниэль с тарелками и чашкой в руках. Поставил на стол, но возвращаться на кухню не собирался.

– У него в доме чертова статуя Девы Марии! – возвестил Мэтт.

– Айвори закончил семинарию, – спокойно ответил Даниэль. – Может, и мне что-то такое дома поставить?

– Обвешаешь бусиками Марди Гра?

Если их мать придерживалась более строгих религиозных правил, то они сами точно были порождением местной культуры.

– Кстати, это не Дева Мария. Это Святая Люсия.

Даниэль ткнул пальцем в ее ладонь, предмет на которой так облупился, что Мэтт не мог понять, что это.

– Видишь? В одной руке пальмовая ветвь как символ мученичества, а это блюдо, – пояснил Даниэль, – на котором лежат ее глаза.

Мэтт, слушавший вполуха, вытаращился на брата, потом посмотрел на круглый предмет. Ну да, на нем два шарика поменьше.

– Мученица, которой вырвали глаза, поэтому она часто изображается с ними на блюде.

– Мило, – выдавил Мэтт.

– А ты думал, какие истории рассказывают семинаристы? Кровавые и религиозные.

– Я думал, вы тайно притаскивали порнуху и рассматривали в свете луны.

– Как одно противоречит другому?

Иногда Мэтт не мог понять, Даниэль так иронизирует или говорит совершенно серьезно. Потому что шутил он тоже с непроницаемым выражением лица, прямо как сейчас.

– Я вижу, тебе полегчало, – не сдержал едкости Мэтт.

– Айвори напоил меня какао.

– Какао?

– Ага. Сказал, если не поможет с похмельем, то хотя бы поднимет настроение.

Мэтт пожалел, что сам не догадался о чем-то подобном, его хватило на то, чтобы посмеиваться над мрачным Даниэлем, агрессивно пьющим чай всё утро. Возможно, Айвори тоже знал его достаточно хорошо.