Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 104 – Екатерина Ландер

Я инстинктивно сжалась, прислушалась. Меня не замечали. Или не хотели замечать.

Постепенно в неразборчивом гудении прорезались отдельные слова:

— Мы призываем тебя, Дух… Мы призываем тебя… Дух… Призываем…

Я отступила назад и уперлась спиной в стену. Покрытая грязно-мятной облупленной краской, та лишь маслянисто блестела и пути обратно не предлагала. Я металась из стороны в сторону в поисках двери, но выхода не находила: его попросту не было, я словно загремела в гулкий колодец.

— Лиска, где ты?

По щеке скользнул ветерок. Мимо бесшумно промелькнула девочка в белом платье. Я дернулась, успев уловить только детский силуэт, отразившийся на стене, и расслышала шорох шагов. Совсем рядом, в тени колонны, скрывалась спирально уходящая вверх лестница.

Стараясь ступать тише, я преодолела несколько десятков ступеней и прокралась на площадку. Здесь простирался обычный жилой этаж, разве что в форме бублика. Пять одинаковых квартирных дверей проступали из мрака. Круглый просвет над ротондой огораживали шаткие перила. Не сдержав любопытства, я осторожно глянула вниз.

В центре круга стоял освещенный прыгающими языками пламени человек. В отсветах костра его волосы отливали чистым золотом, кожа мерцала бронзой. Несоразмерно большая и широкая накидка топорщилась и дыбилась на худых плечах, словно живая. Человек торжественно вскинул раскрытую ладонь.

Резонирующие голоса набрали высоту, обрушились на стены грохотом приходящей волны. Пол, лестница и перила задрожали. С протяжным скрежетом мрамор в центре ротонды стал расходиться. Из разрывов наружу хлынула вязкая черная субстанция, протянула кривое щупальце, оплетая колонну, расползлась вокруг, потушила огонь.

— Дух явился, — торжественно проговорил хор голосов в полной темноте.

А мгновение спустя пламя загорелось вновь, но и люди, и неизвестная субстанция исчезли. Звенящая тишина прошила пространство.

— Василиса, — шепотом позвала я спустя полминуты.

Ответа не последовало. Почему она прячется? Кто-то хочет ее обидеть? Кто-то напугал?

— Ли-и-иска… Все кончилось. Нам пора уходить. Прошу…

Я вспомнила про жилые квартиры, подбежала и подергала первую дверь — та оказалась заперта, — затем вторую, третью, четвертую. Вдоль косяка последней вилась фломастерная надпись. Я прищурилась, света едва хватало:

«ЗДЕСЬ ЖИВОЕ СМЕРТИ НЕ ИЩЕТ, А МЕРТВОЕ — НЕ БОИТСЯ».

Опять по позвоночнику пробежались холодные пальцы страха.

Набрав в грудь побольше воздуха, я толкнула створку, и та с визжащим скрипом распахнулась в темноту. Меня обдало пронзительными запахами: клеем, известью, мокрым асфальтом, книжной пылью.

Щелкнули и безобидно затрещали, разгораясь, потолочные лампы.

Первым, что я увидела, шагнув за дверь, был стеллаж, снизу доверху заполненный багетными рамами. Некоторые из них покрывали чехлы из мешковины, другие валялись накренившимися кучами или болтались на прибитых к полкам гвоздях, щурясь тусклой краской неизвестных портретов, поблекших натюрмортов и облезлых пейзажей.

С торца стеллажа крепился желтый от времени тетрадный листок: «Секция 9: искусство. Ряд 1511».

По левую руку, через проход, расположился его брат-близнец под номером 1512. Разве что теперь полки заполняли стопки потрепанных книг. Дальше лежали вповалку части скульптур и гипсовые бюсты, нотные тетради, снова книги, картины, старинная потрепанная одежда, предметы быта и посуда. Паркет в мелкую «елочку» простирался вперед не меньше, чем на километр. Потолок чудовищного хранилища тонул в кофейном тумане.