Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 105 – Екатерина Ландер

— Эй! — позвала я. — Здесь кто-нибудь есть? — Голос затих в отдалении. — Мне нужна помощь. Василиса! Ли-и-иска!

— Тише, девушка. Это что такое?

Сухонькая старушонка в мышином кардигане и бесформенной юбке до пола бесшумно выплыла из-за угла, заставив меня в очередной раз вздрогнуть и попятиться.

— Здесь нельзя кричать. Вы разбудите Время, — нравоучительно, но все же мягко, без злобы, сказала та, воздев указательный палец к потолку.

Подслеповатые глаза на морщинистом, напоминавшем печеный картофель, лице возмущенно и как-то беспомощно захлопали.

— Я ищу сестру, — пристыженно понизив голос, прошептала я. — Вы не видели? В белом платье.

С полминуты пожилая смотрительница молчала. Я усомнилась: расслышала ли она вопрос?

— Алфавитный указатель находится возле стойки в конце коридора. Сестра… Вам на «С», — махнула рукой старушка. — Но побыстрее, мы скоро закрываемся, — сказав это, она вновь канула за стеллажи, не успела я и брякнуть торопливое «спасибо».

В конце коридора… Я вгляделась в казавшийся бесконечным ряд стеллажей, примерилась и рванула по узкому проходу, едва не задевая локтями захламленные полки. Ветер ударил в лицо, окончательно растрепал волосы, защипал глаза поднятой с предметов столетней пылью.

Я бежала, пока не кончилось дыхание. Конец хранилища нисколько не приближался и даже не показывался на глаза.

В конце концов я выбилась из сил и перешла на шаг, а затем и вовсе остановилась, уперлась ладонями в колени, стараясь дышать спокойней, ровней. Легкие горели от натуги.

— Давненько никого к нам не заносило.

Я подняла голову. Справа стеллажи широко расступались в стороны, образуя подобие площади. С дальнего края в нее вторгался полукруглый фасад нежно-розового дома с походившим на треуголку аттиком. Его украшало изображение крылатой девушки с нимбом в виде небесной сферы. Синяя табличка между окнами указывала, что площадь называется Ангельской. [40]

С барельефов между окон смотрели печальные лица облаченных в тоги женщин. Их окружали цветы, кудрявые ветви и античные зарисовки с лавровыми венками и лентами. Лицо крайней фигуры дрогнуло, сморщилось брезгливо.

— Фу, — многозначительно проговорила муза с одутловатой, явно перекошенной неудачной реставрацией щекой. [41] — Бегает. Кричит. Куда пропали манеры? И это вторая за сегодня, какой ужас!

Никто ей не ответил. Сестры обезображенной музы оставались безжизненны и неподвижны.

— Вы видели девочку? Лет восьми на вид? В платье, — с надеждой спросила я, стараясь не представлять, как странно и нелепо выглядит для посторонних наблюдателей беседа со скульптурой. Если, конечно, тут есть кто-то посторонний.

Или, вернее, потусторонний…

— В платье, — эхом повторила муза.

У меня радостно затрепетало в груди.

— Куда она свернула? Скажите. Пожалуйста.

— Так не пойдет. Для начала назови имя.

— Чье? — не поняла я.

— Нужно забытое имя. Просто так с Изнанки не уходят.

— Как же я назову, если оно забытое?

Привстав на цыпочки, я с надеждой высматривала сестру среди полок. Без толку!

— Ха! — усмехнулась муза и замолчала с видом, заявлявшим, что разъяснять требование она не намерена. — У тебя три попытки.

Я задумалась. Заметила в руках музы скрипку. Может, она хочет, чтобы назвали ее имя? С трудом я припомнила школьные уроки мировой культуры.