Онлайн книга «Потусторонним вход воспрещён»
|
Но пока что выхолощенный белый свет покрывал пространство, точно слой раскрошенного в пыль мела. Я огляделась. Большая кровать со старинными столбами под балдахином напоминала кокон невылупившейся бабочки. Кремовые волны лепнины аппетитно вздымались на потолке. Рябили со стен обои в старческий рубчик. Трехногий стол, покрытый, словно фатой, вязаной полупрозрачной салфеткой, стоял в центре комнаты. Множество черно-белых фотографий в рамках отражало блеклый свет. Стекла блестели, и потому самих изображений различить не получалось. Фантомное воспоминание поднялось из глубин небытия, колыхнулось перед глазами и потухло — только едва различимое дуновение воздуха скользнуло по лицу на прощание. Скрипучее кресло с колючей обивкой и деревянными подлокотниками, бумажные, крошливые от времени обои, окна в двойной деревянной раме, сквозь которые гуляет сквозняк. Прозрачный до невесомости тюль. И вид — не на воду, а на проржавелые листы крыш, сплошь в заплатках. Но вода такая близкая, а потому невольно ощущаешь кончиками пальцев, отголоском мыслей: вот она бьется в стены. И настолько здесь свежо, свободно и легко, что те растворяются, стоит закрыть глаза… Комнату заполнял ритмичный звук, похожий на стук сталкивающихся деревянных бусин: стук… тук…тук… Это щелкали часы. Уйма всевозможных часов ютилась по углам и стояла на виду: настольные, настенные и напольные; будильники; башенные, обычные круглые, с маятником и кукушками, с боем; наручные с ремешками; секундомеры на длинных цепочках. Вместе они издавали почти непрерывное стрекотание. Возле окна за письменный столом, спиной ко мне, сидела очень худая и прямая женщина. Седые волосы, уложенные невесомой «корзиночкой», едва прикрывали голый, весь в пятнах старческой пигментации, череп. Острые лопатки выпирали под тонкой старомодной ночнушкой. Незнакомка писала, нависнув над чистым листом бумаги. В левой руке она держала простую шариковую ручку, в правой — карандаш. Ими хозяйка спальни методично выводила — обеими руками сразу — непонятный шифр. Не смея поддаваться чарам новой комнаты, я осторожно подошла к женщине и встала у нее за спиной, взглянула поверх плеча на пляшущий числовой ряд. Два… Две шестерки… Четыре… — Двадцать шесть… Шестьдесят четыре… — машинально негромко произнесла я. Женщина не обернулась. Не почувствовала чужого присутствия или не придала ему значения. Ее лицо с мелкими скупыми чертами можно было назвать детским, если б не морщины, обильно стягивающие его в уголках губ и возле глаз. Желтоватые, как у новорожденного птенца, веки почти смыкались. Ресницы дрожали, в то время как руки продолжали с нажимом царапать последовательность цифр — вразнобой, каждая сама по себе, и это гипнотическое шевеление завораживало и пугало одновременно. Восемь… Один… Три… Пять… Восемь… Часы громко тикали, и я не сразу заметила, что женщина говорит. — Время… Время… Время… — повторяла худая незнакомка себе под нос снова и снова, и голос ее сливался с мерным тиканьем стрелок. — Текло… Утекло… Потекло… Кожа на запястьях походила на хрупкий пергамент. Пальцы тряслись от напряжения и сосредоточенности. На виске вздулась пульсирующая жилка. Исписав лист, женщина не глядя отбросила его прочь — тот спланировал на кучу других листов, в беспорядке валявшихся вокруг, — и зашарила по краю стола в поиске нового. |