Онлайн книга «Потусторонним вход воспрещён»
|
Do you breathe the name of your savior In your hour of need, And taste the blame if the flavor Should remind you of greed. [73] Песня твердила о важном, пыталась достучаться. Медина шмыгнула носом. Провела ладонью по лицу, размазывая слезы. Отчаянье вечной изнурительной борьбы за право быть нужной, быть кем-то, сражалось внутри нее с надеждой на безусловное счастье, принятие, понимание, безопасность? На безусловную любовь?.. Она зажмурилась, вдохнула поглубже. Сердце екнуло и захлебнулось, когда она подалась вперед и жадно впилась поцелуем в губы Великорецкого. Жар хлынул по телу, затмил разум, вскружил голову и напрочь развеял любые мысли. Медина принялась торопливо расстегивать пуговицы на рубашке Витольда. Отклонилась, падая обратно на диван и увлекая его за собой. Великорецкий подставил руку, случайно придавил ее волосы. Медь вскрикнула. — Подожди, — выдохнул он. Отстранился. — Вить?.. — Ты хорошо подумала? Тебе именно это нужно? Портить жизнь связью с тем, кто тебе в отцы годится? Каждое слово Витольда било наотмашь посильнее самых жестких пощечин. Зеленые лепреконьи глаза смотрели сочувствующе. Впервые со дня первой встречи в них читались растерянность, непонимание и, как показалось Медине, брезгливость. Он не врал, но говорил от силы полуправду. С учительским тщанием и ревностью что-то скрывая или от чего-то уберегая Медину. Но известно: благими намерениями вымощена дорога в ад. — Почему ты спрашиваешь? — Тебе не стоит. Знаешь, сколько злых языков… — Мне плевать! — горячо перебила она. — Мне плевать! Слышишь?.. — Я не могу, Медь. Прости. Он встал и вышел в кухню. Нарочито громко зазвенел посудой, включил кофемашину. Но когда Медина подошла, увидела, что Великорецкий откупоривает бутылку вина. Нервно, оскальзываясь и ломая пробку. — Вить, — снова проговорила она, и слово спасательным кругом повисло на поверхности опасного черного омута, норовящего затянуть ее с головой. Он промолчал. — Вить? — Что?! — рявкнул он, оборачиваясь. Бутылка все-таки выскользнула из рук и с грохотом взорвалась об пол, оставляя на светло-бежевом кафеле кровавые следы содержимого. Великорецкий выругался, бросил поспешное, виноватое: — Прости. И наклонился собирать зеленые осколки. Медина присела рядом: — Давай поговорим. Я хочу поговорить. — У меня есть племянник, — не поднимая головы, отозвался Витольд. — Я рассказывал, помнишь? Если хочешь, я вас познакомлю поближе. Медина почувствовала, как в груди разгорается пожар. Как алеет, кровоточа, свежая рана. Есть слова-ножи. Есть слова-яд и слова-пули, вонзающиеся в тело похлеще любых свинца и стали. — Считаешь, я… что я могу… Вот так… — Воздух застрял в горле. Медина задохнулась. — Да пошел ты! — Она схватила крупный треугольный осколок, замахнулась им, но затряслась, разжала пальцы. Стекло выпало и раздробилось на несколько частей. — Бедная моя девочка… — Великорецкий хотел обнять ее, но Медина вырвалась. Вскочила и бросилась прочь из комнаты. Жалость Великорецкого отравленными иглами вонзалась ей в спину. — К Гавани сходит кто-то другой. Я передам задание. Но стремительно вылетевшая из «Грифоньего дома» Медина его уже не слышала. Come feed the rain Cos I’m thirsty for your love. Dancing underneath the skies of lust Yeah feed the rain Cos without your love my life |